Тимур Щукин Так размыкается круг Источник: Вода Живая Все свои интервью лидер группы "Кино" Виктор Цой давал в советское время, а тогда публиковали в основном ответы на вопрос "когда выйдет следующий альбом", все остальное вырезалось цензурой. В отличие от Кинчева или Гребенщикова, он просто не дожил до возможности поговорить с журналистом открыто и откровенно. Сохранившиеся воспоминания тоже очень мало рассказывают о "метафизической" стороне его жизни. Что остается? Остаются песни лучшие свидетели вех и устремлений Виктора Цоя, которому 21 июня исполняется 50 лет.
Ночные жители
"Вместо тепла зелень стекла,/Вместо огня дым./Из сетки календаря выхвачен день./Красное солнце сгорает дотла,/День догорает с ним./На пылающий город падает тень". В самой известной песне Виктора Цоя "Перемен!" открывается мир, в котором нет человека. Есть город, который никто не строил, есть календарь, который никто не вводил, их существование совпадает с естественным течением времени, отмеряемым солнцем. На солнце смотрит поэт сквозь зеленое стеклышко и выносит вердикт "нет тепла... нет огня". Чьего тепла, чьего огня? Очевидно, человеческого.
Люди появляются во втором куплете: "Электрический свет продолжает наш день./И коробка от спичек пуста./Но на кухне синим цветком горит газ./Сигареты в руках, чай на столе, эта схема проста./И больше нет ничего, все находится в нас". Мир освещается большим солнцем, а люди производят свет ночью и только для самих себя. Эти ночные, внемирные жители замкнуты друг на друге. Весь социум сосредоточен на маленькой кухне и никак с большим миром не связан. Перемены, которых "требуют наши сердца", это, видимо, то, что должно вырасти из множества маленьких ночных кухонных сообществ большое сообщество "дневного света", которое сможет сделать город местом жительства людей, соединить людей с миром.
Но дальше-то ничего не происходит: "Мы не можем похвастаться мудростью глаз/и умелыми жестами рук./Нам не нужно все это, чтобы друг друга понять./Сигареты в руках, чай на столе./ Так замыкается круг. /И вдруг нам становится страшно что-то менять". Люди (настоящие, живые, понимающие друг друга), отрезанные родовыми фобиями от большого солнечного мира, продолжают потреблять "сигареты и чай на кухне". Круг, действительно, замкнулся.
Лекарство от одиночества
Не хочется прилагать по отношению к Цою академический термин "социальная идентичность", но именно поиск этой идентичности основное содержание почти всех его творений. По свидетельству Максима Пашкова (лидер группы "Палата № 6"), первая, написанная Цоем, песня была "Мои друзья". В ней фотографически зафиксировано душевное состояние поэта на 1981 год. "Пришел домой и как всегда опять один". Одиночество... Этот зверь один из главных персонажей цоевского "романа в песнях". Поэт по-разному относится к нему: с досадой ("Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти"), с иронией ("все люди братья, мы седьмая вода"; "все кричат, что мы вместе... но не многие знают, в каком"), героически ("Кто пойдет по следу одинокому?.."). В одной из песен Цой доводит идею одиночества до логического предела, показывая, что следствием разрыва всех социальных связей является самоубийство: "Я свой сын, свой отец, свой друг, свой враг,/Я боюсь сделать этот последний шаг". Однако ни насмешка над одиночеством, ни равнодушное принятие его, ни тем более самоубийство не представляются Цою достойным выбором. Он делает ставку на преодоление дурного самостояния: "Я не знаю как бы я жил,/если бы я жил один,/Осень (традиционный "пушкинский" образ одиночества. Прим. авт.) это просто красивая клетка,/Но в ней я уже, кажется, был..." Но преодоление за счет чего?
В "Моих друзьях" одиночество прерывается вспышками дружеских пирушек. Поэт понимает, что та естественная социальная среда, которую дарит молодость, не может перекрыть душевной пустоты. Но и "взрослые советы" Цоя тоже не устраивают: "Я... очень злюсь,/когда мне говорят, что жить вот так, как я сейчас, нельзя./Но почему? Ведь я живу..." Но если бы Цой остановился на дружбе, как на универсальном лекарстве от одиночества, не думаю, чтобы кто-нибудь вспомнил о нем через 30 лет.
Тогда, быть может, отношения между мужчиной и женщиной? Этой теме Цой тоже посвятил несколько песен. В них лирический герой переживает либо влюбленность ("Все не так и все не то,/когда твоя девушка больна"), либо то, что обычно следует за влюбленностью разочарование ("Ты выглядишь так несовременно рядом со мной"). У Цоя нет и намека на свойственное панк-року презрение к "плотской любви", однако любовь как лекарство от вселенского одиночества ничуть не лучше дружбы: есть ценности более высокого порядка ("Я хотел бы остаться с тобой.../Но высокая в небе звезда зовет меня в путь").
Звездная пыль на сапогах
Цой грезит о новой общности совсем другого типа. Это группа людей, объединенных ценностями, ради которых они готовы трудиться. Но это, конечно, не труд в обычном смысле слова, и не "взрослая работа на благо общества", отношение к которой высказано в юмористической песне "Без десяти" ("Я должен придти к девяти на работу свою,/Но сейчас уже без десяти, а я только встаю").
Специфика цоевского социума в том, что его члены готовы положить свои души ради достижения каких-то своих целей. Но не сугубо утилитарных, а каких-то высших. Поэтому образ прихоти, "индивидуального безумия", который встречается у поэта в некоторых ранних песнях ("Я сажаю алюминиевые огурцы/на брезентовом поле", "Я знаю мое дерево в этом городе обречено,/Но я все свое время провожу рядом с ним") с 1988 года исчезает, и его замещает образ боевого братства. Я намеренно не буду цитировать здесь строчек этого периода "Кино", потому что "воинственные" песни Цоя и без того всем известны.
В какой войне это братство участвует, ответить очень легко, поскольку Цой написал об этом специальную песню: "... Где бы ты ни был,/Что бы ни делал,/Между землей и небом война". Конечно, поэт-воин и его единомышленники сражаются на стороне неба. Но за что они сражаются? "В наших глазах крики "Вперед!"/В наших глазах окрики "Стой!"/В наших глазах рождение дня/и смерть огня./В наших глазах звездная ночь./В наших глазах потерянный рай./В наших глазах закрытая дверь./Что тебе нужно? Выбирай!". Перед нами три оппозиции, причем в каждой первый элемент является "благом", а второй "злом". Если суммировать смыслы, получится, что целью бытия "боевого" социума является духовное развитие ("Вперед!"), которое заключается в очеловечивании мира (вспомним метафору перехода от ночи ко дню в "Хочу перемен!")и возвращении "потерянного рая", который каким-то образом связан с усыпанным звездами ночным небом.
Звезда для Цоя едва ли не главный символ высшего предназначения человека. Она объединяет одиноких и чужих друг другу пассажиров троллейбуса-человечества ("Троллейбус"), она, падая на землю, проникает в человека и делает его удобоподвижным ("Жизнь в стеклах", "Звезды останутся здесь"), она же зовет его "в путь" ("Группа крови"). Звезда в данном случае это символ божества, причем и с большой и с маленькой буквы, поскольку в поэтическом мире Цоя человек может не только "дотянуться до звезд", но и стать звездой ("Кукушка").
Однако, по мнению Цоя, только человеческих усилий для "обожения" мало, поэтому попытки заканчиваются фиаско: "Он... способен дотянуться до звезд,/Не считая, что это сон,/ И упасть опаленным звездой/по имени Солнце". Сама Звезда должна выйти навстречу человеку. Об этом пришествии Виктор Цой в большинстве случаев говорит полунамеками, скорее не о самом пришествии, а о его ожидании: "Ho я верю, что ты/снова скажешь/эти нескoлькo слов,/и тoгда я гoтoв/оставить след на этом снегу./Я знаю, что мне/не дoлгo oсталoсь ждать,/чтобы снова увидеть/сосны на мopскoм берегу".
Пейзаж не имеет географической привязки, это символ Красоты, которая встречает человека на краю земной жизни. Но в конце Цой обещает нам встречу не только с Красотой, но и с Любовью ("Смерть стоит того чтобы жить,/а любовь стоит того чтобы ждать"), с тем, что как раз и является скрепой для нового человеческого сообщества.
И все-таки в одной из песен Цой рассказывает не о предвкушении пришествия, а о нем самом:
"На теле ран не счесть./Нелегки шаги./Лишь в груди горит звезда./И умрет апрель,/И родится вновь,/И придет уже навсегда./А он придет и приведет за собой весну,/И рассеет серых туч войска,/А когда мы все посмотрим в глаза его,/На нас из глаз его посмотрит тоска./И откроются двери домов,/Да ты садись, а то в ногах правды нет./И когда мы все посмотрим в глаза его,/То увидим в тех глазах солнца свет".
С учетом всего сказанного выше, сложно придумать какую-то иную, нехристианскую интерпретацию данного текста.
|