Алина Гарбузняк "Я не боюсь исповеди по интернету" Священник Георгий Кочетков о том, что приводит в церковь новую интеллигенцию Источник: Московские новости Ректор Свято-Филаретовского православно-христианского института отец Георгий Кочетков рассказал в интервью "МН", почему в поисках духовной самореализации интеллигенция идет в церковь, читал ли патриарх послание Бориса Березовского и как Русская церковь оценила парламентские выборы 4 декабря.
– Про вас говорят, что вы привели в церковь многих людей. Что приводит современного человека в церковь?
– Люди приходят, потому что они не видят в своем внешнем и внутреннем мире достаточных оснований для оценки своей жизни как качественной, целостной и глубокой. Людям хочется самореализации. Не просто выглядеть хорошо в глазах других людей, но хочется реально быть. Не казаться, а быть – есть такое философское различение. Вот это самое главное. Это то, что объединяет людей, самых простых и самых мудрых.
– В Новодевичьем монастыре я видела много людей, которые приезжали туда на дорогих машинах. Они стояли на службе с айпадами и айфонами, в которых у них были все тексты и молитвы, которые произносятся в алтаре. Что ищет в церкви "новая интеллигенция", люди с достатком, чья жизнь сравнительно удачно сложилась в бытовом смысле?
– Вот они-то как раз и ищут реализации своих способностей. Они почувствовали, что у них эти способности есть. Какое-то время они могли жить, хвастаясь своими успехами перед своими родственниками, друзьями, сослуживцами. Но все свои годы нельзя так прожить, невозможно. К тому же часто такие люди хотят себя показать и в духовной жизни: вот, мол, мы какие способные, развитые, продвинутые, "крутые"...
– То есть в церковь тоже идут, чтобы почувствовать себя лучше других?
– Поначалу – обязательно. Это у всех так, но это не страшно. Это внешнее, наносное, очень быстро уходит, становится на последнее место. Это нормально. Да, людям хочется соотноситься с другими людьми, но они очень скоро начинают понимать, что это непрочно, если нет чего-то главного, если нет стержня внутри тебя самого. Вот поэтому сегодня приходит очень много молодых людей. Они идут в церковь со своим критическим умом, со своими претензиями, со своими, иногда не самыми лучшими, привычками. Но это молодые, энергичные, умные люди, желающие жить на этой земле, а не думающие, как бы быстрее куда-нибудь "укатить".
– Священное писание не оскорбляет то, что его "загоняют" в айфон?
– Нормальное дело. Почему это должно быть оскорбительно для Библии? В алтаре священник тоже может читать молитву не по Служебнику, а по айпаду, нет проблем.
– Некоторые люди совершенно серьезно говорят, что в будущем войдет в практику виртуальное присутствие на церковных обрядах и исповедь через интернет. Это вас тоже не смущает?
– Скажу вам совершенно откровенно, я, например, не боюсь исповеди по интернету или по телефону. Мне приходится иногда исповедовать людей по телефону. И по интернету мне присылают исповеди, и я могу ответить. Я знаю, кто пишет, я знаю этих людей. Они для меня не просто среднестатистические единицы. По телефону я слышу интонации, я могу понять, в каком душевном состоянии человек находится, потому что я этого человека знаю. Это мои духовные чада, как бы мои прихожане. По-другому просто нельзя, если человек находится за сто, тысячу, две тысячи километров. Он что, должен каждый раз приезжать? Никак не получится. В наше время люди хотят выбирать себе духовного руководителя, они не хотят жить по принципу "что ни поп, то батька". Им не нравится безличностный, механический подход. Так что техника в чем-то может помочь, только не надо этим злоупотреблять.
– Патриарх Кирилл издал указ о том, чтобы никого не крестили без оглашения. Что это значит?
– Оглашение – это научение жизни по вере, если говорить коротко и просто. Научение жизни, последовательное, целостное наставление на путь веры. Человек должен быть наставлен на путь, чтобы потом по нему идти. Сам человек на этот путь встать или не может, или может, но с большим трудом. Принятый патриархом документ требует оглашения во всех случаях, начиная с семилетнего возраста. Правда, это не очень реально, потому что рановато. Я считаю, что учить перед крещением можно начинать где-то с двенадцати лет.
– Получается, нельзя назвать истинными христианами людей, которые в дореволюционной России крестились, ходили в церковь, но не учились христианству?
– Те, кто не учился, безусловно, были духовно слабыми. Недостаток духовного образования привел нас к 1917 году. Жизнь показала, когда нас грохнуло в ХХ веке, что те, кто только соблюдал обряды, кто целовал крышку Евангелия, а что под крышкой, никогда не знал, очень легко предавали свою веру. Тем более что богослужение совершалось – и совершается до сих пор повсеместно – на древнем языке, который непонятен народу, а сегодня даже и некоторым молодым священнослужителям. В наше время мы не можем себе позволить такую роскошь, как безответственное отношение к вере. К ней нельзя относиться формально, магически, поверхностно или просто суеверно.
– Как проходит научение вере?
– Пока что в церкви идут споры, как проводить оглашение. Есть разный опыт. Есть опыт традиционный, которого придерживается наше Преображенское братство, Свято-Филаретовский православно-христианский институт. Этот опыт мы практикуем сорок с лишним лет. Мы нарабатывали его нелегально еще в советское время. Тогда оглашение нужно было вести длительно, но так же и сейчас, ведь современный человек настолько задавлен комплексами, внутренними и внешними трудностями, что ему необходимо поменять свою жизнь, а на это нужно время. Прежде всего, человеку надо помочь освободиться от простых грехов: от прелюбодеяния, абортов, воровства, обмана, но также и от более сложных: от внутренней раздвоенности, уныния, гордыни, тотального неверия и недоверия. Людей постепенно вводят в законы веры, молитвы и жизни, учат жить по вере, надежде и любви к Богу и ближним, учат общению и братолюбию, вводя во все пласты церковной традиции.
– Выходит, можно просто прийти в любой храм и попросить, чтобы тебя научили?
– По задумке патриарха и Синода нашей церкви, так и должно быть. Но в церкви существует и другая партия, очень сильная, которая исходит из того, что учить вере никто не умеет. А значит, надо просто провести хотя бы три-четыре беседы перед крещением. И это лучше, чем ничего, скажу откровенно. Пусть лучше будет так, чем никак. Но, конечно, это нельзя назвать полноценным оглашением, когда речь идет о людях взрослых или, по меньшей мере, сознательных.
– Какую роль играет интеллект в процессе научения вере?
– Интеллект – это тоже дар Божий. Если человеку дано слово, дана возможность воспринимать традицию и сердцем, и умом, то нужно этим пользоваться. Конечно, вера не может быть сведена к одному интеллекту. Если упирать только на интеллект, то получаются такие "духовные головастики" (смеется). Я их так называю.
– Научение вере включает чтение Библии и ее истолкование?
– Обязательно включает. Текст этот чрезвычайно насыщенный, концентрированный, непростой, многообразный. Безусловно, мы этому учим на оглашении, но не это главное. Это не совсем интеллектуальная работа.
– Но образование здесь играет какую-то роль?
– Конечно. Я бы не был ректором православного института, если бы считал, что образование православным людям не нужно. Да, конечно, мы включаем и интеллектуальные способности, а почему бы их не включать? И мы как раз встречаемся с тем, что у людей эти способности развиты недостаточно, причем повсеместно. Хотя к нам поступают в большинстве своем люди с высшим образованием, во всяком случае, в Москве. Тем не менее, на наш взгляд, их интеллектуальные способности развиты недостаточно.
– В чем это проявляется?
– Нет фундаментальных знаний истории, языков, культурного контекста, недостаточное знание своего национального богатства. Мы все еще "лаптем щи хлебаем", порой даже тогда, когда это кандидаты и доктора наук. Мы часто слишком произвольно судим о вещах, легко отвергаем всё подряд, встретившись с первой же трудностью. Или, наоборот, судим обо всем слишком схематично. Вот поэтому и приходится учить людей иногда самым азам, вплоть до того, что мы их в институте учим грамотно писать по-русски. А у них у всех высшее образование. Постсоветской молодежи сейчас много, и они все за компьютерами сидят и грамотно писать не умеют. А ведь это внутренний мир, это качество жизни!
– Совместима ли вера с наукой?
– Почему нет? Существует богословская наука, существует философия, существует церковно-историческая наука. И ничего особенного в этом нет. Я ректор православного института, и мы занимаемся наукой, хотя я преподаю, в том числе и мистику. Когда мы говорим о понятиях мистики, мы говорим о них научным образом, как говорят о любых философских понятиях. Мы исследуем огромную христианскую традицию, ведь ей, слава Богу, две тысячи лет. Правда, она, к сожалению, мало известна. Возьмите любого верующего: он ведь толком ничего о ней не знает.
– А что в идеале нужно знать, чтобы хорошо понимать христианскую традицию?
– Существует огромное количество научных исследований в области библеистики. Плюс надо знать языки, надо знать историю церкви – русской, зарубежной, православной и неправославной. Надо также знать другие религии. У нас в институте есть не только богословский факультет, но также и религиоведческий. Мы там изучаем различные подходы к вере, разные пласты духовного опыта, которые присущи разным религиям. Религиоведение – это тоже наука. А вот богословие, например, не в полном смысле слова наука, как и, например, философия. Но ведь мы к философии относимся с почтением, мы же не считаем, что это шарлатанство. Так же следует относиться и к богословию. Реальный духовный опыт обретается мистическим путем, но когда есть его культурные плоды, то их можно исследовать научным методом.
– Противоречия здесь нет? И советская установка, что наука доказала...
– Слава Богу, люди давно поняли, что наука ничего не доказала...
– Нельзя ли объяснить возрождающийся интерес людей к вере и церкви некоей новой модой?
– Нет, здесь я могу сказать совершенно уверенно и прямо, что никакой особой моды нет. Просто потому что существует очень критическое, я бы даже сказал, гиперкритическое отношение и к церкви, и к священнослужителям, и к храму, и к культу – буквально ко всему. Когда это мода, то это все-таки такое ослепление, это некое романтическое и очень некритическое отношение, а сейчас этого нет. Люди приходят исключительно из личных, внутренних соображений. Они очень внимательно смотрят, задумываются: по сердцу, по совести, по уму и по их достоинству подходит ли им то, к чему их призывают, отвечает ли это на их глубинные вопросы?
– Получается, что они идут, чтобы получить разъяснение по волнующим их вопросам?
– Да, отчасти за разъяснением и за снятием своих проблем. У всех сейчас много проблем, иногда очень сложных. Порой люди страдают от несправедливости, от коррупции, от всякого рода обмана в нашей современной жизни. От разных подделок...
– Например, обманули на выборах...
– Да хоть бы и на выборах. Не случайно на этот раз произошло нечто необычное не только для нашего народа, но и для церкви. Люди в церкви, даже некоторые священники, отреагировали на качество последних выборов. Я сегодня слышал, как обсуждали в алтаре: "В школе, где учатся мои дети, учителям пригрозили увольнением, если они не придут на митинг на Поклонную гору (беседа состоялась 5 февраля 2012 г. – "МН"). Причем это делалось совершенно открыто, чуть ли не официально, чуть ли не в письменной форме". Люди очень возмущались, хотя в алтаре не принято вести светские разговоры. То есть людей это волнует, если даже в алтаре уже стали об этом говорить.
– Задело за живое?
– Конечно. Были священники, которые оказались свидетелями злоупотреблений на думских выборах.
– А как священники могли стать свидетелями?
– Я не помню как, но случай известный. Даже патриарх отреагировал, сказав, что не надо заниматься политикой. Понятно, что для церкви это довольно трудный сюжет. Очень многое в современной церковной жизни зависит от благоволения государственной власти, и поэтому церковь такие моменты контролирует. Это можно понять, но все же сам факт, что священники выступили, стали говорить открыто, что они видели злоупотребления на выборах, это уже прогресс. От наших священников я такого не ожидал. Это шаг вперед. Люди поступили по совести, а не по конъюнктурным соображениям.
– Проявили свою гражданскую позицию?
– Таких немного, но они есть. Это прозвучало. Ведь патриарх не будет реагировать на какой-то писк. Последние политические события – это первые росточки, первые проявления жизни. Они еще несовершенные, разнородные, хаотичные, противоречивые, но это проявления жизни, вот что ценно. Ведь очень долго таких проявлений не было.
– Митинги "За честные выборы" – это проявление жизни?
– Да, безусловно. Я думаю, что люди это понимают, им не хочется быть рабами. Раба надо из себя выдавливать. Недавно было трехлетие со дня интронизации патриарха Кирилла. Его поздравляли и высшие государственные лица, и премьер, и президент. Я еще не видел полностью статьи, но насколько я понял из заголовка, патриарх Кирилл предложил тогда Путину специальную встречу для обсуждения коррекции государственного курса.
– Так это же Борис Березовский взывал к нему! Вы читали его письмо на "Эхе Москвы"?
– Да, конечно.
– Вас не смущает, что патриарх откликнулся на призыв Березовского? Или просто совпало?
– Я не думаю, что патриарх Кирилл выполнял здесь волю Березовского. Но это и не просто совпало. Тут все сложнее. То, что делает патриарх, он никогда не будет делать по желанию кого-то, тем более из эмигрировавших и сильно диссидирующих людей. Он это будет делать исходя из того, как он сам видит роль церкви в сложной политической ситуации, как он сам ее понимает. Это достаточно самостоятельное решение. Я, к сожалению, еще не читал подробности, только видел сенсационный заголовок.
– Не так давно я была на одном из неформальных заседаний "Единой России", где присутствовал Всеволод Чаплин и другие представители Русской православной церкви. Когда закончилось заседание, помощники священнослужителей стали раздавать присутствующим листовки, где от лица Русской православной церкви говорилось, что люди, организовавшие декабрьские митинги "За честные выборы", не могут быть русскими. Русский человек, мол, не может восстать против лидера страны Владимира Путина, который возродил великую Россию. Это провокация?
– Это – политика самосохранения. Наши церковные власти еще не выработали свой стиль отношений с государственной властью. Понятно, что в советские времена было полное рабство, и труднее всего было официальным представителям церкви, которые внутренне к этому рабству были готовы, как-то к нему приспосабливались. В наше время нельзя сказать, что все в полном рабстве, и в то же время нельзя сказать, что все вполне свободны и самостоятельны. Пока идет поиск линии поведения. С одной стороны, хочется, чтобы власть благоволила, помогала в восстановлении храмов, монастырей, школ. Невозможно все это сделать самим, слишком дорого. С другой стороны, хочется говорить в согласии со своей совестью, верой. Поэтому получается, что одни церковные деятели будут вам говорить то, что говорили на собрании "Единой России", а другие, тоже от имени Русской церкви, говорят совершенно противоположное на каком-нибудь другом собрании.
– Существует ли официальная позиция Русской православной церкви?
– Нет. Единая политика, может быть, есть у патриарха, у других служителей на самом высшем уровне. Одна из проблем нашей церкви в том, что ее голос пока еще не слышен. Мы же не паписты, не какие-нибудь католики, которые провозглашают, что голос папы – голос церкви. Мы не можем сказать, что голос патриарха – голос всей церкви. Голос церкви должен прозвучать изнутри самой церкви, от людей, которые признаются его выразителями всею церковью. Не от одного человека, не от двух, не от десяти. Но такие инструменты не выработаны, их пока нет.
– И еще один вопрос, который волнует многих, – вопрос о моральном облике священнослужителя...
– Прекрасно. И в чем же проблема? (Смеется).
– Многие люди мотивируют свое негативное отношение к церкви тем, что знают, мол, такого-то священника, который на крутом "Бентли" ездит, сам весь такой крутой, никакой святости нет. С какой стати, мол, мы будем ходить в такую церковь?
– На "Бентли" священники у нас не ездят, будем говорить честно, и даже не все архиереи ездят на "Бентли". Лично я таких не знаю, это не мой круг общения. Но вообще я считаю, что священник должен быть таким же, как и все прихожане. Я за то, чтобы нравственные требования были одинаковы и к священнику, и к прихожанину. Я не очень понимаю теорию "двойственной истины", как говорили в Средневековье, когда прихожанин, мирянин, допустим, успешный бизнесмен, почему-то может ездить на Гавайи или иметь дорогую машину или собственный самолет, а священник не может. Не понимаю я этого. Требования к священникам и к другим верующим должны быть совершенно одинаковые. Если церковь постится, то все постятся. Если церковь считает, что жить надо скромно, кстати, это не значит примитивно, некультурно или неряшливо, то это должно относиться ко всем. Если церковь считает, к примеру, что недопустимы развод и аборты, то это тоже должно относиться ко всем одинаково. Не только к священникам, но и к мирянам. А ведь миряне считают, что им это все можно, а священникам нельзя. На каком основании? Мы слишком часто лицемерим, и это стало общественной традицией. И это нехорошо, это надо искоренять.
Юрий Серафимович Кочетков (в настоящее время – священник Георгий Кочетков) родился в Москве 5 октября 1950 года.
Закончил общеэкономический факультет Института народного хозяйства им. Плеханова и аспирантуру Института экономики АН СССР. В 1972–1980 годах работал в Центральном научно-исследовательском экономическом институте и в объединении "Росреставрация".
Миссионерством и воцерковлением взрослых систематически стал заниматься с 1970 года.
В 1980 году Кочетков поступил в Ленинградскую духовную академию, одновременно экстерном сдав экзамены за полный курс семинарии. Был патриаршим стипендиатом. 7 апреля 1983 года ректором академии, архиепископом Выборгским Кириллом (в настоящее время – Святейший Патриарх Московский и всея Руси), был рукоположен в диакона.
Во время обучения в академии Кочетков занимается миссионерской деятельностью и воцерковлением новообращенных, за что осенью 1983 года по инициативе ленинградского уполномоченного Совета по делам религии при Совмине СССР был отчислен с последнего курса.
В 1993 году в Свято-Сергиевском православном богословском институте в Париже он защитил магистерскую (кандидатскую) диссертацию по пастырскому богословию на тему "Таинственное введение в православную катехетику".
В июле 1988 года о. Георгий основал и возглавил Свято-Филаретовский православно-христианский институт (СФИ). В настоящее время институт является аккредитованным вузом, имеющим государственную и церковную лицензии на свою деятельность.
С 2003 года о. Георгий служит в Новодевичьем монастыре по приглашению митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия.
В 2010 году о. Георгий завершил 30-летний труд по переводу православного богослужения с греческих и славянских источников на богослужебный русский язык, была издана 7-томная серия переводов "Православное богослужение". Кроме того, он автор серии выпусков бесед по христианской этике.
Благодаря системе оглашения, созданной отцом Георгием Кочетковым, воцерковление прошли более 15 тыс. человек.
В настоящее время о. Георгий является ректором Свято-Филаретовского института, зав. кафедрой миссиологии, катехетики и гомилетики; богословских дисциплин и литургики СФИ и духовным попечителем Преображенского содружества малых православных братств.
|
