Татьяна Владыкина "Эффект Георгия. Как священник с помощью "Фейсбука" восстанавливает заброшенные храмы Источник: Российская газета В жизни, имеющей контуры безысходности – разрухи, запустения, отсутствия средств – особенно в тех местах России, которые мы именуем ставшим почти географическим названием "дыра", есть одно малозамечаемое преимущество: ею не управляют лозунги, реклама, копирайт. Здесь наступают пределы манипуляции. Может быть, поэтому здесь возможны почти чудодейственные сюжеты воссоздания дома, храма, духа, культуры, жизни. Как это произошло в истории отца Георгия (Парфенова) из села Кутуково Владимирской области.
К отцу Георгию нас сопровождает Стас – человек, ушедший из шоу-бизнеса. Работал с Параджановым , знает Михалкова, вместе со Стасом Наминым выпускал журнал, зарабатывал "бешенные бабки". Однажды понял, что все – не то. Бросил работу, с верой в Бога ушел ни с чем, в никуда. Теперь снимает свадьбы и документальное кино. Один из его фильмов будет об отце Георгии.
По пути к храму Стас бесконечно философствует о причинах падения морали в современном обществе. Убежден, что во время СССР с нею дела обстояли лучше.
– Тогда душа человека была заполнена. Ее грамотно заполнили идеологией, а сейчас? – рассуждает Стас. – Она начинает заполняться самой собой и получается хаос. А все потому, что все резко захотели денег.
Пока свадебный оператор объяснял причины деморализации общества, мы добрались до села Кутуково, где живет и служит отец Георгий.
На улице ни души. На вершине холма – храм. У ворот – священник. Он очень серьезен, но в бороде тщательно прячется улыбка.
У входа в храм крупными буквами маячит объявление: "Все таинства совершаются бесплатно. Все записки подаются бесплатно".
Храм святителя Николая отцу Георгию передали 10 лет назад. Ему удалось вернуть измученной церкви прежний облик. Правда, привести в порядок удалось лишь одну половину. Другую еще предстоит отремонтировать.
– Вот здесь, – отец Георгий показывает на сохранившиеся перегородки, – были кабинеты, а там, где алтарная часть, – указывает он на подгнивший пол, – туалет. В 95-м году у меня было рукоположение, тогда же меня десантировали сюда, без копейки в кармане. Этот храм был заперт, а недалеко стояла старая столовая, мне велели сделать из нее храм. У меня даже эскиз остался – где расположить алтарную часть, как купол сделать.
Чтобы восстановить один из залов храма, отцу Георгию пришлось научиться выкладывать плитку. Распиливая собственноручно керамическую плитку, он надышался вредной пыли и заработал силикоз легких.
Профессиональную болезнь шахтеров. Как нормальный земной человек я не совсем понимаю, как можно было заполучить тяжелую болезнь, совершая столь Богоугодное дело?
Но потом было исцеление. Отец Георгий показывает на иконы святых Георгия Победоносца и царя-мученика Николая II и говорит, что они появились в храме благодаря болезни.
– Написал как раз в период обострения, когда Господь меня поставил между небом и землей. Чем ближе к смерти, тем ближе к Богу. И жизнь другая, и молитва другая, и состояние. Я понимаю, что сейчас так никогда не напишу.
А тогда кисть сама писала. Бывает такое прекрасное чувство, у поэтов и художников, когда их посещает Господь. А вообще была интересная история, как я стал священником, – озорным взглядом смотрит на меня отец Георгий. – Представь, я – художник. Сижу у печки, курю "Приму", впереди вся жизнь.
Одна женщина здесь была, может, блаженная, – в общем, приходит она ко мне и говорит: "Юра, ты должен ехать в епархию". Я, естественно: какая епархия?! Долго сопротивлялся... Но у нее какой-то конфликт получился с киноархивом, и она решила, что я – единственный человек, который может поехать к владыке и сказать, чтобы архив отсюда съезжал – церковь должна быть церковью. И вот я с "Примой" в зубах и нулевым знанием о вере, приезжаю в епархию. "Ну что", – спрашивает меня басом владыка. "Да вот, говорю, женщина тут одна ненормальная отправила меня к вам зачем-то, а мне на этюды надо, и козы у меня, сено...". "Ну что ты, Георгий, – говорит он, – какие козы, тебе в семинарию надо". Я говорю, у меня денег нет даже на автобус, чтобы к вам приезжать. Одежда у меня была – телогрейка и кирзовые сапоги с портянкам, богемный художник. У меня была другая задача в жизни: в первую очередь – искусство, я им жил с детских лет. Помню, мне лет 5, мы с мамой во Владимирском универмаге, я выпрашиваю у нее тюбик фиолетовой краски. Не знаю зачем, но очень хочется. Тюбик был куплен, я вымазал им деревянную линейку и наслаждался запахом краски, как женщина духами.
– Вообще я тебе как священник и как человек, который много чего пережил, так скажу: самое прекрасное – это почувствовать любовь Бога к себе. И попробовать передать ее другим. Больше в жизни вообще ничего не нужно. ...Я плохо видел оттенки цветов, нюансы. Всегда по-хорошему завидовал своим друзьям-художникам: они там где я лишь небо голубое видел, высматривали желтые, фиолетовые, зеленые оттенки! Один раз сижу, пишу этюд, козочки пасутся, девочка, домики. Вижу, что все гармонично, но увидеть нюансов не могу. А как только смирился с этим, мне как будто пелену с глаз убрали – увидел все. Даже рот раскрыл – и быстрее за кисточку схватился. Крыша – рубероид черный, – а там и фиолетовый, и блики от неба идут! Картины, что у меня дома, около 70 работ, были написаны буквально за год, а случилось это так. Я ехал из владимирской тюрьмы от зеков. "Батюшка, – говорят они мне, – мы храм построили, а ты нам, типа, в натуре, красочки не привезешь?". "Базара нет, – говорю, – привезу".
И поехал покупать браткам краски. Только что-то у меня внутри шевельнулось, и я понял, что попал. В общем, взял краски им и себе, и начал писать. И за год написал все эти картины. Когда Господь дает, все получается.
– Потом уже, правда, обратный эффект получился, – признается священник, – когда Господь мне это открыл, я понял, что рисовать бесполезно. То, что видит глаз, – невозможно передать кистью. Но поскольку я без этого уже не могу, как курильщик без сигареты, я все равно беру кисточку. Мне так спокойнее становится, а если не рисую, у меня как в песне у Ваенги "внутри все бродит-ходит и места не находит".
-Царские врата, – показывает священник храм села Подберезье, который он тоже восстанавливает, – подарок тех самых владимирских зеков, которые у меня красочки просили. Еще интересная история, до нас тут решетки с окон начали растаскивать. Так мои помощники табличку сделали: "Того, кто возьмет что-нибудь из храма, настигнет кара Божья". На следующий день сломанная решетка стояла у ворот.
Чтобы возродить храм, построенный потомственными дворянами из рода генерала Орлова, священнику пришлось зарегистрироваться на "Фейсбуке". – С Божией помощью и с помощью Facebook нам удалось за сезон собрать 1 миллион 300 тысяч рублей, – говорит он. – Там оказалось очень много отзывчивых людей, которые по копейкам собрали эту сумму. И я понял, возродить храм можно без богатых спонсоров, была бы добрая воля простых людей.
В пустом амбаре копошатся два мужичка. С горем пополам выясняю, что в селе 86 домов, совхоз развалился, работы нет, в храм ходить некогда.
-Чем же все заняты? – не отстаю от мужиков.
– Пьют, – с вызовом бросают они. – С горя. Работать местные ездят во Владимир. Полчаса на автобусе в один конец – 41 рубль. Чтобы пачку сигарет в день купить, зарплата должна быть не меньше 15 тысяч.
И взявшись за дрель дают понять, что разговор окончен.
Через дорогу – местный магазинчик. Две дамы разговаривают через прилавок.
– Храм у вас красивый, – начинаю разговор, – бывали там?
Дама-продавец, глядя на меня с подозрением, выдавливает "нет". "А когда ходить-то?" – искренне удивляется покупательница.
Как же так – столько сил вложено в восстановление, а люди даже не желают знать, что там, за стенами. Кроме того, регулярно сочиняют доносы на "попа".
– Сейчас происходит окончательный выбор: нужен человеку Бог или нет. В 90-е годы в храме с семи утра до четырех вечера было не протолкнуться. Желающих было столько, что не успевали исповедывать. Сейчас же вокруг восхваляется комфорт – "мы достойны этого шампуня", "ты достоин этой машины". Люди, вероятно, не того искали в вере. На исповеди каятся в грехах "Кусок селедки съела!". А с бабушками у меня тут такая борьба была! У меня аж сердце болело после этих разборок. Но теперь любой может войти, и никто к нему не придерется. На службе – тишина. А то, как в пчелином улье "у-у-у-у-у-у", ничего не разобрать. И давно перестал венчать и крестить без приготовления. Пока не увижу, что человек готов, крестить не буду.
– Как же вы поймете, что он готов?
– По глазам увижу. По человеку видно, искренне он хочет или для галочки. Я спрашиваю у своих прихожан: зачем ребеночка крестить, а мне отвечают: "ну чтоб не болел, не плакал". Это все язычество наше виновато. Бог, он все дает, только мы не видим и не понимаем. Нужно бы пойти за Богом, а мы говорим, не-ет, мы будем на диване лежать, но чтобы у нас все было. А надо жертвовать. Чем? Привычками, страстями. Бог среди нас, ты к нему только руку протяни, он к тебе две руки тянет. Бог говорит просто: дай мне свое сердце и все. Ему не нужны ни свет, ни золотые купола, ни красивые тексты – только сердце.
Кстати
В 1917 году в России насчитывалось 78 тысяч храмов и 1253 монастыря (по данным Wikipedia). В 1991 году в оставалось около 7,5 тысячи храмов и 16 монастырей. Множество храмов было приспособлено под музеи, склады, архивы, дома культуры и даже квартиры.
По словам Патриарха Кирилла, на восстановление храмов в России потребуется 100 миллиардов рублей
|
