Молчать о Боге Источник: Православие и мир О том, каким может быть ключ к пониманию современного искусства и хочет ли вообще современное искусство что-то сказать зрителю, размышляет Галина ФАЙНГОЛЬД, искусствовед, сотрудник частной художественной галереи, прихожанка московского храма Всех святых в Красном Селе.
Я не разделяю модных разговоров о конце и смерти искусства. Поскольку для меня жизнь искусства есть неотъемлемая часть жизни человеческого Духа, то смерть искусства означала бы для меня и конец человеческой истории в ее пространственно-временном аспекте. Для жизни после смерти нужны "новое небо и новая земля", которые невозможны без второго пришествия Спасителя на эту землю. Поэтому, я думаю, "Черный квадрат" Малевича, вопреки всем декларациям художника о своем творчестве, знаменовал не конец искусства, а лишь обозначил отправную точку начала движения к концу.
Движения к бесконечному падению человеческого духа в пустоту, к пустоте и сквозь пустоту, к бесконечной дегуманизации и деконструкции не только изобразительного ряда в искусстве, но и вообще всех привычных человеческому разуму понятий и смыслов и, в конечном итоге, к деконструкции человеческой личности как таковой. Подобно Малевичу, философ Ф. Ницше, боровшийся с христианством как с духовным явлением на духовном уровне (в отличие от современных ему позитивистов и материалистов), вовсе не уничтожил христианство, сказав устами своего героя, что "Бог умер", а лишь пророчески обозначил вектор дальнейшего развития постхристианского общества.
Материя против человека
Еще в начале XX века Н. Бердяев в статье "Кризис искусства" написал об основном качественном отличии новой идеологии от старого искусства: "В современной живописи не дух воплощается, материализуется, а сама материя дематериализуется, развоплощается, теряет свою твердость, крепость, оформленность. Живопись погружается вглубь материи и там, в самых последних пластах не находит уже материальности... В искусстве... стирается грань, отделяющая образ человека от других предметов... Когда зашатался в своих основах материальный мир, зашатался и образ человека. Футуристы требуют перенесения центра тяжести из человека в материю..." Таким образом, если пришедший на смену богоцентричной системе ценностей модерн поставил в центр мироздания человека, с его переживаниями и проблемами, то новая идеология решительно отказывается от человека как от центра мироздания.
Сейчас прошло примерно сто лет с тех пор, как были написаны эти строки. Новое явление в искусстве, начавшееся, в частности, с призыва футуристов "Заменить психологию человека, отныне исчерпанную, лирическим наваждением материи", вполне оформилось и получило название "постмодернизм". Интересно, что отказ человека от личностного существования мы встречаем в программных манифестах антиглобалистов (новые левые, постмоденистские потоки и т. д.). Новые левые формулируют обширный проект "правильного" будущего, в котором центральное место занимают:
– отказ от рассудка (призыв к сознательному выбору шизофрении, в 1970-е годы выдвинутый французскими философами Жилем Делезом и Феликсом Гваттари);
– отмена человека как меры вещей (например, концепция "смерти автора" у французского философа и семиотика Ролана Барта);
– преодоление всех сексуальных табу (свобода выбора пола, отмена запрета на инцест, отказ от признания извращений извращениями и т. д., этим, в частности, занимался философ Мишель Фуко);
– легализация всех типов наркотиков, включая тяжелые (например, теория "социальных игр", разработанная в 1960-е годы профессором Гарвардского университета, авторитетным специалистом в области клинической психологии Тимоти Лири);
– отказ от причинно-следственных связей, общепринятых иерархий и линейности бытия (ОБ этом в 1976 году Делез и Гваттари написали книгу "Ризома".);
– разрушение структурированного общества и государства в пользу новых свободных анархических общин (с этим, например, связана студенческая революция 1968 года в Париже, в ходе которой многие преподаватели университетов, философы левых взглядов сражались в уличных боях на стороне студентов).
Политическим манифестом описанных тенденций можно считать книгу Антонио Негри и Майкла Хардта "Империя", где даны упрощенные до примитивности тезисы современных "новых левых". Глобальную капиталистическую систему Негри и Хардт называют "Империей" и отождествляют с глобализмом и американским мировым господством. По их мнению, глобализм создает условия для универсальной планетарной "революции множеств", которые, используя универсальный характер глобализма, создадут сеть мирового саботажа с целью совершения перехода от человека (как субъекта и объекта насилия, иерархических отношений, эксплуатации и "дисциплинарных стратегий") к постчеловеку (мутанту, киборгу, клону, виртуалу), свободному выбирать пол, внешность и индивидуальную рациональность по своему произволу и на любой промежуток времени. Постмодернизм как художественный принцип, ставший мейнстримом современного искусства, является выражением именно этой "новой левой" политической философии, входя через картины, дизайн или фильмы в наш быт, без предварительного политико-философского анализа, опережая сознательный выбор, навязывая нам постмодернизм помимо нашей воли.
Об идейной близости современных актуальных художников и левых философов Делеза, Гватари, Лакана, Фуко и др. говорят также и бесноватые выходки современной московской арт-группы "Война", деятельность раннего А. Осмоловского, переодевание в мутанта А. Бертеньева.
Революция с улыбкой
Однако, в отличие от грубых методов новых левых в политике, современные актуальные художники реализуют себя гораздо более изысканными способами. Основным инструментом нового искусства стала ирония самого широкого спектра (от легкой усмешки-ностальгии по прошлому до грубых издевательств и жесткого стеба).
Возвращаясь здесь к философии Ф. Ницше, следует сказать, что, несмотря на всю антихристианскую направленность своих текстов, главным "злом" философ считал не Христа, а в первую очередь Сократа, давшего миру "определения" или понятийный аппарат человеческих ценностей, приведших к возникновению метафизики.
Сейчас мы можем наблюдать, что именно с метафизическими ценностями как таковыми, именно с понятийным аппаратом человеческого разума активно борется постмодернизм, именно их так тщательно высмеивает и московский концептуализм, а вслед за ним и все наше отечественное актуальное искусство. Например, один из известнейших теоретиков, основатель художественной группы "Инспекция "Медицинская герменевтика"" Павел Пепперштейн в своей книге "Девяностые годы" исказил триаду Павла Флоренского лик, лицо, личина, заменив ее на триаду ликование, личико, личинка. "Ликование это экстатическое проступание лика сквозь лицо. Лицо, ставшее ликующим ликом, предназначено для украшения небес. Лик возникает, чтобы стать сияющей точкой в растрах небес. Фраза А. Монастырского "Я не люблю ликующие небеса" является отчасти ключом к эстетическому коду; эстетическое возникает между желанием ликовать. Ликования вызывают страх, но они вызывают и брезгливость. Брезгливость (страдания хорошего вкуса) есть условие эстетики, поэтому пустующие и безличные небеса предпочтительнее (эстетически), нежели небеса ликующие, то есть тесно заселенные ликами". Итак, личность отменяется на всех уровнях своего существования, ибо вызывает эстетическую брезгливость у современного художника.
Взрослые игры
Вторым наиболее действенным инструментом постмодернистского искусства стала игра. Игра словами, смыслами и аллюзиями сама по себе становится предметом искусства. Традиция эта восходит к "заумным" сборникам русских футуристов и сыграла очень важную роль в формировании эстетики московского концептуализма. Московский концептуальный круг сместился в область литературы; речь шла о создании новых гибридных форм искусства: альбомы Ильи Кабакова, пространственный текст Дмитрия Пригова, Льва Рубинштейна, литературный комментарий к зрелищу (акции) у группы "Коллективные действия". Характерно, что в каждом случае художник старается ускользать от интерпретации. Конечный смысл гибридных текстов-произведений глубоко сокрыт от понимания зрителя. Эта потребность быть непойманным в кругу московского концептуализма получила название "колобковости".
Молчание как разговор
Третье и наиболее важное для нас, христиан, качество: искусство постмодернизма можно условно назвать искусством молчания. Речь идет о молчании как об отказе говорить общепринятыми для человеческого разума понятиями, об отказе апеллировать к привычным нашему понятийному аппарату представлениям и смыслам не ради "свободной шизофрении", а ради того, чтобы могло проступить на поверхность смыслов нечто невербальное, невыразимое. Философская апофатика ХХ века не претендует на все объясняющую позицию, которая могла бы установить взаимное соотношение веры и разума, земного и небесного, речи и сознания. Это попытка так устроить свою речь, чтобы философия бесконечно приближалась к невыразимому, невербальному, непроговариваемому. Поэтому молчание несет функциональную нагрузку в философии и искусстве ХХ века. Главное в такой философии интонация, определенное чередование речи и молчания, голоса и тишины. Это положение дает нам возможность проследить процесс выразительности "вне знака" в работах представителей неклассического стиля мышления. Факт существования философской апофатики XX века дает возможность искусству XX века быть религиозным. В истории мировой культуры всегда существовали отдельные личности, которые шли не в ногу со временем, противостоявшие в своем творчестве общему вектору развития своего поколения. Гении в искусстве всегда были и остаются внестилистическим явлением. Однако возможность сказать о главном через молчание существует в современном искусстве главным образом гипотетически. В большей части произведений авторы замалчивают либо высмеивают тему смысла человеческого существования во имя осознания шизофреничности и абсурдности мира как таковой, "колобковости" ради самой "колобковости". Тем более ценен и уникален для нас опыт тех художников, которые, оставаясь в рамках современного актуального искусства и говоря языком этого искусства, среди иконостасов без лиц и без святых А. Осмоловского и никуда не ведущих лабиринтов О. Кулика дерзают говорить об Истине. И даже не просто говорить, но и кричать о ней. Такова, например, серия работ Гора Чахала "Любовь".
|