Галина Муравник Чарлз Дарвин: портрет без ретуши Источник: Сайт "Наука и богословие" 2009 год – год двойного юбилея. 12 февраля 2009 исполняется 200 лет со дня рождения Чарлза Роберта Дарвина, а 24 ноября – 150 лет со дня выхода в свет его наиболее известной работы "Происхождение видов путем естественного отбора, или сохранение благоприятных пород в борьбе за жизнь", острые споры вокруг которой не утихают до сих пор. Кем был Дарвин – ученым, утратившим личную веру и доказавшим, что мир развивается без Бога? Или человеком, несмотря на все колебания и сомнения сохранившим Бога в своем сердце? Каково место Дарвина и оставленного им научного наследия для нас сегодня?
"В истории науки иной раз бывает так: живет и крепнет научная теория, приобретает известность, входит в учебники, вузовские, а потом и школьные. И вот уже о ней может порассужлать и выпускник детсада".
С.В. Мейен
Слова, вынесенные в качестве эпиграфа, могут быть в равной мере отнесены и к Ч. Дарвину, и к дарвинизму. Следует признать, что личность автора теории эволюции на основе естественного отбора окружена ореолом стойких мифов. В сознание многих еще со школьных времен накрепко впечаталось представление о Дарвине как об ученом, чья теория эволюции изгнала Бога из мироздания.
В церковных кругах зачастую приходится сталкиваться с мнением о том, что Дарвин, утративший личную христианскую веру, ставший убежденным атеистом, покусился на самое святое – веру человечества в Бога. Его называют "несостоявшимся теологом", "поверхностным натуралистом-любителем", "самоучкой без академического образования"... Стоит ли удивляться, что его вкалад в науку подвергается не просто критике, а откровенному шельмованию. Созданная им эволюционная модель объявляется вредным заблуждением, а потому предпринимаются усилия по изъятию дарвинизма из программы биологии средней школы и даже вузов.
Полагаю, что дискуссия вокруг личности и наследия Дарвина, приобретшая такую остроту, должна вестись в иной тональности. Необходимо понять, каково подлинное место дарвинизма в истории научной мысли, каков его реальный вклад в современную эволюционную биологию, какие из высказанных им идей расчистили путь к решению далеко не тривиальной проблемы – эволюции живого, а какие устарели или оказались научно несостоятельными. Но прежде всего, участники дискуссии должны оперировать фактами, а не мифами. Требуется внимательный, точный, даже скрупулезный анализ всего корпуса имеющихся материалов. И начинать, как мне кажется, следует с личности Дарвина. Конечно, о нем написано значительно больше, чем о любом другом ученом. И все же рискну утверждать, что, в силу ряда причин, Дарвин остается для нас "знакомым незнакомцем".
Попытаемся воссоздать неотретушированный портрет Ч.Дарвина, основываясь на заслуживающих доверия источниках. К ним, прежде всего, необходимо причислить:
*
"Автобиографию", написанную Дарвиным в конце жизни по просьбе издателя (за исключением тех ее изданий, которые выходили в советские годы и имеют
многочисленные цензурные изъятия);
*
эпистолярное наследие Дарвина;
*
его четыре записные книжки, в особенности так называемую "красную записаную
книжку", относящуюся к 1837 году и изданную лишь в 1980 году.
Эти материалы, доступ к которым открыт на ряде англоязычных сайтов, позволяют проследить, как формировались в течение жизни не только научные взгляды Дарвина, но и его мировоззрение – религиозно-философское миросозерцание ученого. Полагаю, что без осмысления последнего невозможно адекватное понимание и интерпретация научных идей Дарвина.
Исследуя личность Дарвина, я искала ответ на ряд вопросов:
*
был ли Дарвин верующим, а если да, то в чем заключалась его религиозность;
*
как его религиозное мировоззрение отразилось на научных постороениях, главным образом на созданной им теории эволюции на основе естественного отбора;
*
может ли дарвинизм служить онтологическим основанием для атеистического взгляда на возникновение и развитие природы, т.е. для формирования эволюционного атеизма;
*
могут ли быть адресованы лично Дарвину упреки в том, что дарвинизм разрушает веру в Творца, а потому должен быть запрещен для преподавания.
Итак, контрапунктом анализа личности Дарвина будет "эволюция" его религиозных взглядов.
* * *
Религиозность каждого человека формируется всеми обстоятельствами его жизни. Это сокровенный, трудный, порой длительный духовный путь навстречу Богу, "тропинка от рожденья к смерти", мало похожая на прямую, соединяющую две временные точки. Возможны не только прорывы вперед, но и отклонения в сторону, и отступления назад... Весь контекст бытия – жизненный опыт, встречи с людьми, искания, познание, размышления, созерцание, обретения и утраты, молитва, мистические события и многое неназванное – вносит свой невидимый вклад в духовное развитие и становление личности.
Основываясь на материалах, которыми мы располагаем, духовную эволюцию Дарвина трудно назвать прямым восхожением к вершине. В ней можно выделить несколько периодов.
Детство и отрочество. Воспитанием Чарлза, в девять лет лишившегося матери, занимался его отец Роберт Дарвин, врач по профессии. Известно, что он был атеистом. А что же юный Дарвин? В своей "Автобиографии" он приводит многочисленные свидетельства, позволяющие, как это ни парадоксально, сделать вывод о том, что в семье отца-атеиста рос искренне верующий ребенок. Его детская вера была чиста, трогательна, в чем-то наивна. Надо отметить, что Чарлз, горячо любивший отца, считавший его одним из самых умных и проницательных людей в своем окружении, глубоко переживал его безверие.
Теологический факультет Кембриджа. Важный этап жизни Дарвина – учеба в университете. По окончании школы Дарвин, в продолжение семейной традиции, поступил на Медицинский факультет Эдинбургского университета. Однако вскоре ему пришлось расстаться с медициной. Причина была проста, но непреодолима: он не переносил вида крови. И тогда отец принял странное для атеиста решение, предложив сыну стать священником. Чарлз отнесся к этому весьма серьезно и попросил время на размышление. Он принялся за чтение богословской литературы: "Я старательно прочитал книгу Пирсона "О вероучении" и несколько других богословских книг, а так как у меня не было в то время ни малейшего сомнения в полной и буквальной (подчеркнуто мной, Г.М.) истинности каждого слова Библии, то я очень скоро убедил себя в том, что наше вероучение необходимо считать полностью приемлемым", – писал он в "Автобиографии".
Итак, в 1826 году он стал студентом Богословского факультета Кембриджа. Впоследствии он вспоминал, что его привлекала перспектива стать сельским пастором.
Дарвин этого периода – студент-теолог, не имеющий сомнений "в полной и буквальной истинности каждого слова Библии", придерживающийся общепринятых религиозных воззрений. Каких? В ту пору в богословских кругах большим авторитетом пользовалась естественная теология У.Пейли, а экзегетика Священного Писания опиралась на школу буквального толкования. Таков был багаж теолога-англиканина начала XIX века. Однако именно усвоенная Дарвиным методология буквального толкования Библии, породила первые сомнения. В итоге он почти полностью разуверился в Ветхом Завете, считая описанные в нем события Священной Истории мифическими. И вместе с тем он ощущал себя христианином "hoi polloi" (лат.) – как многие. Отец Александр Мень писал: "По всей вероятности, в юношеском возрасте у Дарвина не произошло открытия веры для себя". Детская искренняя вера трансформировалась в номинальное христианство, ставшее для Чарлза "абстрактной доктриной".
Кругосветное плавание. Завершив в 1831 году учебу в Кембридже, он получил степень бакалавра теологии, что давало право получить приход и начать пасторское служение. Однако... Заехав погостить к отцу, Дарвин получил письмо от своего университетского преподавателя и друга пастора Генслоу. Так он узнал о готовящейся кругосветной экспедициии, в состав которой требовался натуралист. Дарвин не преминул воспользоваться этой возможностью – путешествие было его давней мечтой. В декабре 1831 года он отправился в пятилетнее плавание в качестве натуралиста на исследовательском паруснике "Бигль". По его воспоминаниям, эта экспедиция стала самым важным событием жизни. Действительно, она многое изменила и определила в его судьбе.
В плавание он взял с собой, помимо научной литературы, Библию и поэму Дж. Милтона "Потерянный рай". Выбор книг свидетельствует о многом. Молодой теолог и натуралист-любитель, в одном лице, не расстается с Библией, часто цитирует ее, несмотря на подшучивания судовой команды.
Все пять лет плавания Дарвин аккуратно вел дневник, который по возвращении издал. Эти путевые записки – "Путешествие наруралиста на паруснике "Бигль"", важное свидетельство, помогающее проследить не только за формированием его научных взглядов, но и лучше понять его внутреннюю диалектику, духовное становление.
Вот некоторые примечательные строки из путевого дневника. Сравнивая растительный и животный мир Галапагосских островов и материка, размышляя о причинах наблюдающихся различий между близкими видами, Ч.Дарвин пишет: "Мне казалось, что здесь я присутствовал при самом Акте Творения". Эта ассоциация весьма примечательна. Стремясь передать свои впечатления, он не единожды пользуется религиозными образами. Почему? Вероятно, молодой теолог так чувствует, смотрит на мир, мыслит. Все впечатления преломляются через его религиозное мировоспириятие.
Но посмотрим на натуралиста "Бигля" под иным ракурсом. Что заставляло молодого Дарвина без устали трудиться пять лет, к тому же без жалованья, превозмогая мучившую его морскую болезнь? Он отвечает: "... Мною руководила и честолюбивая мечта – занять свое место в ряду ученых". Желание, казалось бы, понятное для начинающего исследователя. "Слышать похвалу от какой-либо знаменитой личности, хотя, без сомнения, может возбудить тщеславие, думаю, однако, хорошо для молодого человека, т.к. содействует ему идти по верному пути", – писал он в "Автобиографии". А похвалы не заставили себя ждать. Дело в том, что собранные образцы Дарвин отправлял с оказиями в Англию, и они сразу обратили на себя внимание. Пятеро авторитетных ученых занимались обработкой присылаемых им материалов. Дарвин не скрывал, что первый успех окрылил его. "Все это показывает, как честолюбив я был..." Это – честное признание! Но оно нуждается в анализе.
Что есть честолюбие (или тщестлавие)? Только ли черта характера? Если взглянуть с христианских позиций, то это – грех. Но Дарвин с беспристрастностью ученого подметил в себе честолюбие именно как особенность своей личности, не более. При этом он полагл, что это качество "хорошо для молодого человека". Но эта черта не столь безобидна, как может показаться. Последствия действия этого греха проявятся позднее самым страшным образом...
В путевом дневнике можно найти уникальное признание Дарвина, чрезвычайно важное в данном контексте. В заключительной главе читаем такие строки: "И здесь, и там мы видим Храмы, наполненные разнообразными произведениями Бога природы. Никто не может пробыть в этих диких местах, не испытывая волнения и не почувствовав, что в человеке есть нечто большее, чем простое дыхание его тела".
Трудно по этим кратким словам судить о том, что чувствовал Дарвин, оставаясь наедине с природой. Несомненно одно – там, в тропическом лесу, он пережил мистическое чувство Бога. Личная встреча с Богом – величайший дар, который получает каждый христианин, кто-то – в начале своего пути к Богу, кто-то – в конце жизни, всецело отданной христианскому служению. Именно после такой встречи на пути в Дамаск превращается Савл – гонитель христиан, в апостола Павла –– величайшего проповедника христианства. Подобная встреча с Богом, ощущение Его присутствия рядом, ложится неизгладимой печатью на всю последующию жизнь человека. Свидетельства об этом можно найти в жизнеописаниях не только многих Святых, но и ученых. Однако надо признать, что это уникальное событие не перевернуло жизнь Дарвина. По мнению отца Александра Меня, "это было лишь смутное чувство, которое не получило развития". Подтверждением могут служить обстоятельства последующей жизни Дарвина.
Но как понять сокровенный смысл произошедшего? Почему Дарвин, ощутивший Бога рядом с собой, испытавший волнение от этого явственного Богоприсутствия, не ответил на Его призыв? Возможны различные объяснения. Вот одно из них. В Евангелии есть рассказ о богатом юноше, который не последовал за Христом, позвавшим его за Собой. Дарвин тоже сделал личный выбор: он последовал не за Христом, а подчинился велению своего сердца, отягощенного научным тщеставием.
При выстраивании отношений человека с Богом многое определяется чистотой сердца. Не об этом ли молимся мы строками 50 Псалма: "Сердце чисто созижди во мне, Боже...". Для тех, у которого сердце чисто, встреча с Богом желанна, радостна, она приносит духовные плоды. В Нагорной проповеди Христос открывает нам, какая высочайшая награда обещана тем, у кого чисты сердца: "Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят" (Мф.5.8). Но кто может сказать о себе, что он чист сердцем? И все-таки дар личной встречи с Богом посылается нам по Его безграничной любви. Однако отягощенное грехом сердце не в состоянии вместить его. Ветхозаветные праведники, страшась встречи с Богом, восклицали: "...Горе мне! Погиб я! Ибо я человек с нечистыми устами... " (Ис. 6.5). Что загрязняет уста? То, что исходит из загрязненного грехом сердца.
Попробуем взглянуть на события жизни Дарвина через призму учения о греховных страстях преподобного Иоанна Лествичника. Грех честолюбия, гнездившийся в его сердце, по сути идентичный подмеченному им в себе тщеславию, порождает, согласно этому учению, не только гордыню – "мать всех грехов", но и еще один смертный грех – уныние. В свою очередь, уныние приводит к странному состоянию, названному Иоанном Лествичником "окаменением сердца". Именно о таком состоянии – утрате способности чувствовать прекрасное, свидетельствовал в "Автобиографии" Дарвин: "В былое время живопись доставляла мне значительное, а музыка – высокое наслаждение. Но вот уже несколько лет, что я не могу выносить ни одной строки поэзии; пробовал я недавно читать Шекспира, но он мне показался скучным до тошноты. Я почти потерял и прежний вкус к живописи и музыке". Со скрупулезностью исследователя он констатировал: "Ум мой превратился в какой-то механизм, перемалывающий большие коллекции фактов и общие законы, но почему эта способность вызвала атрофирование только той части мозга, от которой зависят высшие эстетические вкусы, я не могу понять... Утрата этих вкусов представляет утрату известной доли счастья ..." Такова его интерпретация.
Однако, судя по приведенной цитате, данное объяснение фактически ничего не объясняет, оно скользит по поверхности, обнаруживая лишь недоумение и сожаление. Дарвин не усмотрел здесь связи с честолюбием, породившим "букет" других грехов и приведший, в конечном счете, к эмоциональному очерствению – "окаменению сердца". Подметив в себе честолюбие как черту характера, назвав грех "по имени", Дарвин, вероятно, не осознал его как грех, ошибочно полагая, что "тщеславие ... содействует идти по верному пути". Тем самым опасный духовный недуг вместо врачевания был загнан внутрь. Но его действие этим не ограничилось...
После экспедиции. Вернувшись из плавания, Дарвин активно принялся за разборку привезенных экспонатов, готовил к изданию дневник путешествий. К мысли о священстве он уже не вернулся. "Это намерение и желание моего отца, – писал он в "Автобиографии, – никогда в сущности формально не были отвергнуты, но умерли естественной смертью, когда я, в качестве натуралиста, присоединился к экспедиции Бигля". Словом, началась новая глава – жизнь человека, полностью посвятившего себя служению науке. Таков был выбор его сердца. И он вполне понятен. В плавание отправился натуралист-любитель, а спустя пять лет на берег Англии сошел сложившийся ученый. Его проницательный отец заметил эту перемену, обратив внимание, что у сына изменилась даже форма черепа (хотя, возможно, это была шутка в адрес френологии, которой в ту пору многие увлекались).
Однако, не следует думать, что Дарвин, бакалавр теологии, проделав пятилетнее путешествие в качестве натуралиста, утратил веру и перешел в стан атеистов. Как можно обосновать это утверждение? Его личными признаниями, сделанными в разные годы жизни, с которыми мы познакомимся далее.
Однако его разум ученого требовал четкости не только в науке, но и во всем остальном, не делая исключения для веры. Он ощущал потребность в строгих доказательствах событий библейской истории. "Я отнюдь не склонен был отказываться от своей веры, я убежден в этом, ибо хорошо помню, как я все снова и снова возвращался к фантастическим мечтам об открытии в Помпеях или где-нибудь в другом месте старинной переписки между какими-нибудь выдающимися римлянами или рукописей, которые самым поразительным образом подтвердили бы все, что сказано в Евангелии" ("Автобиография"). Не найдя таких "вещественных доказательств", примерно к тридцати годам Дарвин стал деистом. Однако он по-прежнему уверенно называл себя"теистом". Почему? Вряд ли дипломированный теолог не знал разницы между этими понятиями...
Болезнь. По возвращении из экспедиции в жизнь 28-летнего Дарвина ворвалась тяжелая и, как оказалось, неизлечимая болезнь. Ни тщательные обследования, ни консилиумы врачей – ничего не помогало. Диагноз фактически не был поставлен, поэтому предлагаемые способы лечения давали лишь кратковременное облегчение. Удивительно, но судя по портретам того периода, это был цветущий молодой мужчина.
В чем проявлялся недуг? Все последующие годы жизни Дарвина терзала быстрая утомляемость, слабость, обмороки, дурнота, судороги, головные боли, боли в животе, ужасные сердцебиения, бессонница, кошмары по ночам (ему часто снилось, что его ведут на виселицу). К тому же он страдал агрофобией, а временами испытывал безотчетный страх и тоску. Он уже не мог позволить себе общение с друзьями, т.к. страдал от перевозбуждения, а "последствием этого были припадки сильной дрожи и рвота" ("Автобиография"). Болезнь стала определять весь строй его жизни. Из-за этого он вынужден был после женитьбы уехать в 1842 году из Лондона и поселиться в тихом имении Даун Хаус в округе Кент, где и прожил последующие годы почти затворником. В его семье установился строжайший распорядок дня, малейший отход от которого вызывал такое обострение болезни, что Дарвин неделями не вставал с дивана. Ему даже приходилось из-за слабости разрезать книги на части, т.к. он не в состоянии был удерживать в руках толстый фолиант. Он не мог себе позволить путешествовать, общаться с друзьями, ходить в гости, ездить на научные встречи (однажды его уговорили выступить на заседании Линнеевского научного общества, но после доклада его сутки рвало). Словом, болезнь властно подчинила его себе, отгородив от всего мира.
Следует отметить, что посещение Церкви – а Дарвин старался присутствовать если не на мессах, то хотя бы на крестинах, венчаних, отпеваниях, также вызывало приступы болезни. Но Дарвин принимал посильное участие в жизни своего прихода, занимался благотворительностью, поддерживал приятельские отношения с местным священником. Для "атеиста" такая деятельность вряд ли возможна.
Но, судя по всему, он испытывал от болезни не только физические страдания. В конце жизни он признался священнику, что из-за невероятной физической слабости все время чувствовал, что ему "непосильны глубокие раздумья о самом сокровенном, чем может быть полна душа человеческая" ("Автобиография"). Судя по этому признанию, в нем не прекращалась работа духа, однако изнурительная болезнь стала препятствием на пути духовных исканий. Это свидетельство может дать ключ к разгадке таинственного недуга.
Известно, что болезнь "привезена" из путешествия. Но тогда же имело место и другое событие – пережитое Дарвиным ощущение Богоприсутствия, на которое, по сути, он не ответил. Дарвин-ученый одержал тогда верх над Дарвиным-теологом. Однако человек, не ответивший на обращенный лично к нему Божий призыв, неминуемо попадает, как в ловушку, под действие других сил, которые начинают предъявлять свои права. Таков закон духовной жизни. Явление, о котором идет речь, называется одержимостью. Проявления одержимости могут быть самыми разными, но есть в них нечто общее. Одержимость глубоко деформирует человеческий дух, делая человека, наделенного Господом свободой воли, рабом своего тела, рабом обстоятельств. Вероятно, так случилось и с Дарвиным. И зримым плодом этой победы является поразившая его болезнь и вызванное ею состояние физической дряхлости, в котором он пребывал все последующие годы. Грех тщеставия пробил брешь в духовной защите, что и привело к столь страшным последствиям.
Итак, физическое нездоровье Дарвина было следствием его духовного недуга. Возможно, в этом кроется причина того, что болезнь не поддавалась излечению методами традиционной медицины. Врачевали тело, а источник болезни коренился в другой ипостаси личности – духовной, а значит нуждался в духовном целительстве.
Если внимательно всмотреться в последние фотографии Дарвина, то трудно поверить, что запечатлен знаменитый ученый, окруженный ореолом славы, любви, почитания. В одном из писем к А.Уоллесу он признавался: "Все у меня есть, чтобы чувствовать себя довольным и счастливым, но жизнь стала очень тягостной для меня. Что я буду делать в течение немногих оставшихся мне лет жизни, право не умею сказать". Его сын Френсис писал, что в течение многих лет у отца не было ни одного дня, когда бы он чувствовал себя здоровым. Все годы он жил с ощущением близости смерти, его жизнь превратилась в непрерывную "борьбу за существование". Однако на фоне этой неравной борьбы, имея возможность работать не более двух часов в день, тщательно рассчитывая свои силы, он до последних дней плодотворно трудился в самых разных областях естествознания.
Агностицизм. К концу жизни деизм Дарвина сменился агностицизмом. Этот неологизм был введен его другом и кузеном Томасом Гексли. Будучи философским учением, агностицизм отрицает возможность познания мира и Бога, равно как и достижение Истины. Роль науки для агностика ограничивается лишь описанием явлений и феноменов. Дарвин так обосновывал перемену мировоззрения: "Тайна Начала всех Начал для нас неразрешима, и я со своей стороны, должен ограничиться скромной ролью агностика (незнающего)". Но даже этот вывод, при его спорности, есть свидетельство того, что Дарвина волновала не просто научная проблема, а именно "тайна Начала". Несомненно, что под "Началом всех Начал" он имел в виду ту Трансцендентную Силу , которая породила материальный мир, и без признания которой научная картина мироздания не может быть воссоздана. Вернее, такая картина оказывается принципиально неполной, искаженной, усеченной в самой главной своей части. Но Дарвину тайна провиденциального действия Божия в эволюции не открылась. Возможно, это стало почвой для замены его оптимистического деизма на пессимистический агностицизм.
Итак, предлагаемая мной гипотеза, не претендуя на единственность объяснения, тем не менее позволяет найти взаимозависимость трех событий в жизни Дарвина, представляющих значительную трудность для дарвинологии. Перечислим их еще раз:
*
мистическое чувство Богоприсутствия (во время экспедиции);
*
загадочная болезнь, которая так и не была диагностирована;
*
странное состояние эмоционального очерствения ("окаменение сердца").
Таковы звенья цепи, где первое событие последовательно порождает два остальных.
И всё же рискну утверждать, что Дарвин-христианин, несмотря на кризис выры, последующие колебания, сомнения, искания, все-таки одержал победу над Дарвиным-агностиком. Что дает основания для этого вывода?
*
Во-первых, ответ на письмо голландского студента, которого волновал вопрос относительно веры Дарвина в Бога: "Нельзя себе представить возникновение этой красивой и дивной вселенной с населяющими ее сознательными существами, как результат простой случайности – этот факт является для меня главным доказательством в пользу допущения существования Бога".
*
Во-вторых, письмо Дарвина, написанное другу Фордайсу незадолго до смерти. Он свидетельствует: "В самые крайние моменты колебаний я никогда не был атеистом в том смысле, чтобы отрицать существование Бога".
*
В-третьих, обстоятельства кончины Дарвина, точнее – его последние слова. Сын Френсис Дарвин писал:"В ночь с 18 на 19 апреля у него сделался сильный припадок, кончившийся обмороком, и его удалось привести в сознание только с большим трудом. Казалось, он предчувствовал близость смерти и сказал: "Я совсем не боюсь умереть" (в другом переводе: "Я нисколько не боюсь смерти")(подчеркнуто мной, Г.М.).
Последнее свидетельство представляется особенно важным. Человек, стоящий на пороге смерти, причастный ее тайне, созерцающий открывшееся ему пространство вечности, готовящийся к переходу в нее, в этот сакральный, важнейший момент своего земного бытия не может лгать. И слова умирающего Дарвина, спокойно, со смирением встретившего свой последний миг – лучшее доказательство того, что он ушел в вечность, примиренный с Богом.
Но в вину Дарвину ставят, главным образом, не особенности личности, а его эволюционную теорию, названную впоследствии А.Уоллесом дарвинизмом. Профессор Тихомиров в статье "Вина науки" писал: "В лице дарвинизма наука подняла орудие против христианства – и в этом его тягчайшая вина". Это – серьезное обвинение. И все же неизбежен вопрос о степени личной ответственности Дарвина за то, что созданная им теория эволюции на основе естественного отбора стала восприниматься как орудие против христианства. Конечно, для анализа этой проблемы необходимо серьезное исследование.
В данном же контексте нас интересует другое – как сам автор теории относился к подобным заявлениям. В письме Дарвина к близкому другу, геологу Ч.Лайелю, есть такие строки: "...Я не вступаю ни в какие споры с Книгой Бытия, а привожу лишь факты и некоторые заключения из них, которые мне кажутся справедливыми". Таким образом, позиция ученого весьма корректна, он не стремится поставить читателей перед альтернативой: Дарвин или Моисей, эволюция или Шестоднев. Более того, в другом письме Лайелю он признает: "При современном состоянии наших знаний мы должны допустить сотворение (подчеркнуто мной, Г.М.) одной или нескольких немногих форм, точно так же, как физики допускают существование силы притяжения без объяснения ее".
Следовательно Дарвин, под влиянием работ которого из науки, якобы, был, изгнан Бог, вовсе не исключал акта первоначального Божественного творения. Он вполне допускал, что первые организмы могли возникнуть под действием нематериальных причин, т.е. при непосредственном участии Божественной Творческой Силы и недвусмысленно сказал об этом в "Происхождении видов", закончив свой труд такими словами: "Есть величие в этом воззрении на жизнь с ее различными силами, изначально вложенными Творцом в одну или незначительное число форм...; из такого простого начала возникали и продолжают возникать несметные формы, изумительно совершенные и прекрасные".
Примечателен в данном контексте не только финал "Происхождения видов", но и три эпиграфа, с которых Дравин начинает эту работу. К сожалению, они исчезли из русскоязычных изданий. А между тем внимательному читателю они многое могут сказать.
Первый эпиграф принадлежит философу У.Уэвеллу, президенту Английского королевского научного общества: "По отношению к материальному миру мы можем допустить, по крайней мере, следующее: мы можем видеть, что явления вызываются не отдельными вмешательствами Божетсвенной Силы, оказывающей Свое влияние в каждом отдельном случае, но установлением общих законов" (подчеркнуто мной, Г.М.).
Второй эпиграф взят из трудов Джозефа Батлера (1692-1752), еп. Даремского, святого Англиканской церкви, философа, теолога, крупнейшего представителя естественной теологии. Идея цитаты состоит в том, что Высшая Сила учредила общие законы, поэтому не вмешивается в частные случаи. Эта мысль, фактически, прозвучала в процитированном выше заключительном абзаце "Происхождения видов", т.е. стала итогом исследований и личных размышлений Дарвина об эволюции.
Третий эпиграф взят из сочинений Френсиса Бэкона, основателя английского индуктивизма. "Пусть никто не думает и не утверждает в суетном легкомыслии или из-за недостатка скромности, что человек может глубоко познать или досконально постичь книгу Божьего мира или книгу трудов Божьих: пусть лучше стремится к бесконечному прогрессу или бесконечному совершенствованию в том и другом".
Работа Дарвина после ее публикации в 1859 году вызвала целый шквал возражений и критических выпадов, причем далеко не всегда корректных. Но самая острая критика была не со стороны Церкви, а именно со строны науки, точнее – ламаркизма, который идеально подходил под идеи эпохи Просвещения. Согласно ламаркизму, развитие – природы, человека, общества – есть результат стремления к совершенствованию. А это стремление, или градация, как определению Ламарка, изначально вложено Творцом во все творение. Значит идея развития приобретает эсхатологическую перспективу. Развитие есть реализация Замысла Создателя, а не игра слепого случая. И факт изменчивости, непостоянства, совершенствования видов во времени вполне укладывался в эту концепцию. А вот предложенные Дарвиным "безжалостные" борьба за существование и естественный отбор, сохраняющий случайно возникшиые варианты, вызвали острое неприятие. Крупнейшие научные авторитеты того времени выступили против дарвиновских механизмов эволюции.
Кроме того, следует внести еще одно уточнение. Дарвинизм противоречил не христианской доктрине своего времени, а метафизике Аристотеля с его "целевыми причинами", которые унаследовала схоластика, а вслед за ней – естественная теология. Дарвин устранил эти целевые (финальные) причины, оставив лишь причины действующие. Карл Поппер писал (1972), что он "произвел редукцию телеологии к казуальности", тем самым "убив" естественное богословие, которое изучал в Кембридже и крупнейшим представителем которого был весьма уважаемый им Уильям Пейли.
Почему же произведенная Дарвиным редукция все же одержала победу и стала основой новой научной методологии? Причина очевидна. Это позволило сократить число эволюционных факторов, отказавшись от трансцендентных "финальных причин". К тому же этот подход хорошо сопрягался с родившимся в 30-е годы позитивизмом О.Конта, завоевавшим популярность в Англии благодаря работам Г.Спенсера. Подобная редукция дала возможность исследовать природу, применяя строго научные методы.
А вот появление атеистического духа, который отсутствовал у самого автора теории, связано с деятельностью последователей Дарвина – некоторых излишне рьяных дарвинистов, например, борца с христианством и фальсификатора от науки Эрнста Геккеля.
Конечно, эволюционная модель Дарвина до сих пор вызывает споры и критику. Но это естественная составляющая научного поиска, где ничего не может быть закрыто для опытной проверки, переосмысления, даже отказаза – фальсификации и верификации, по К.Попперу.
Если же вернуться к вопросам, поставленным вначале, то полагаю, у нас нет права, пренебрегая реальными фактами и личными свидетельствами самого Дарвина, причислять его к лагерю безбожников. Мне кажется, что лучшим подарком к его 200-летнему юбилею было бы восстановление исторической справедлиости – признание того факта, что Чарлз Дарвин не был ни богоборцем, ни атеистом, ни вероотступником. Он прошел непростой путь, но это был путь христианина. В сложных ситуациях, когда его "главная книга жизни", как он называл "Происхождение видов", подвергалась поношению, он не отозвался ни одним резким словом, а как заповедал Христос, подставял то одну, то другую щеку для многочисленных ударов. Его ответом стали лишь последующие издания "Происхождения видов" (всего их было шесть), в которых он пытался найти новые, более убедительные примеры, аргументы, доказательства в пользу своей эволюционной модели. Да, вероятно, он ошибся! Описанный им механизм эволюции, как становится ясно спустя 150 лет, не функционирует. Но есть ли в том личная вина Дарвина, который, превозмогая тяжелый недуг, упорно, в одиночку работал? Он пытался найти решение задачи, которая не решена до сих пор, несмотря на усилия многочисленных ученых и научных школ.
Оставленное Дарвиным научное наследие – огромно: 39 монографий, 9 коллективных работ, более 80 научных статей. А теория эволюции – пусть наиболее известная, но лишь малая его часть. Дарвин, наделенный разносторонними интересами и широким кругозором, сделал немало открытий в самых разных областях биологии. И открытия эти по праву вошли в золотой фонд науки. К примеру, его монография по морфологии усоногих раков, за которую он получил высшую научную награду – золотую медаль Копли Королевского научного общества, до сих пор считается образцом исследования в области зоологии беспозвоночных.
А что касается его религиозности... Мы не вправе судить о степени его воцерковленности и глубине веры. Это – сокровенная тайна двоих, человека и Бога.
|
