Игорь Курляндский Рыцарь революции и Российская Церковь Источник: Политический журнал Религиозная тема была близка Феликсу с детства. Будучи сыном мелкопоместного польского дворянина, он в молодости был глубоко верующим католиком и хотел поступить в духовную семинарию, чтобы стать ксендзом. Но увлечение социал-демократическими идеями сделало Дзержинского фанатичным адептом новой веры. "Не стоило бы жить, – писал он в тюремном дневнике... – если бы человечество не озарялось звездой социализма, звездой будущего" А в частном письме в 1902 г. высказал свое жесткое отречение от религии: "Я ксендзов проклинаю, я ненавижу их. Они окружили весь мир своей сутаной, в которой сконцентрировалось все зло... – и распространяют темноту, покорность "судьбе". Я борюсь с ними не на жизнь, а на смерть, и поэтому никогда не пиши мне о религии, о католицизме, ибо от меня услышишь лишь богохульство". Именно такому человеку Ленин предложил возглавить ВЧК – своего рода коммунистическую инквизицию. Лично встречавшийся с Дзержинским философ Н.А. Бердяев писал, что тот произвел на него впечатление "человека вполне убежденного и искреннего. Думаю, что он не был плохим человеком и даже по природе не был человеком жестоким. Это был фанатик. По его глазам он производил впечатление человека одержимого. В нем было что-то жуткое..."
Что касается "тихоновской" церкви, то есть канонической Российской Православной Церкви, то Ф.Э. Дзержинский (как и возглавляемое им ведомство) открыто и последовательно демонстрировал к ней крайне враждебное отношение, что подтверждают и документы. Так, в январе 1919 г. член Высшего церковного совета Н.Д. Кузнецов отправил на имя управляющего делами СНК Бонч-Бруевича ходатайство с просьбой разрешить послать делегацию от Московской патриархии в Константинополь для контакта с Константинопольским патриархом и решения ряда важных церковных вопросов (автокефалии Грузинской церкви и проч.). Делегацию планировали отправить из трех лиц (епископ, священник и мирянин). Любопытно, что мнение Наркомюста по этому ходатайству было... положительным, неожиданно для организации, постоянно множившей по отношению к Церкви административные препоны. В отзыве было отмечено, что НКЮ к этому "не встречает препятствий с точки зрения декрета и инструкции об отделении Церкви, с точки зрения советской политики по этим вопросам". Такой "либерализм", видимо, не удовлетворил председателя СНК, поэтому 21 февраля 1919г. В.И. Ленин особой резолюцией отправил просьбу Н.Д. Кузнецова на рассмотрение Ф.Э. Дзержинского, в твердости которого не сомневался. В тот же день Железный Феликс направил мотивированный ответ на имя Бонч-Бруевича, в котором прямо предписал "предложенное ходатайство отклонить". Почему? Объяснил так: "Духовенство, особенно его высшие иерархи с патриархом Тихоном во главе, не только не было лояльно по отношению к Советской России, но было всегда враждебно и входило в непосредственную связь с врагами России (последний пассаж в устах Рыцаря революции представлял из себя откровенную клевету. – И.К.), содействуя планам англо-американских империалистов. Поэтому посылка официального "представительства русско-православного народа" в Константинополь, за пределы России, в страну, находящуюся в руках наших противников, а друзей русских православных иерархов (вновь Дзержинский, не утруждая себя доказательствами, повторяет лживые инсинуации по поводу мнимых связей "тихоновской" иерархии с Антантой. – И.К.), может только содействовать замыслам врагов наших". Дальнейшее в устах Ф.Э. звучало просто издевательски: "Полагаю, что православные иерархи должны отсрочить посылку своей делегации в Константинополь до того времени, когда Советская Россия будет иметь там свое официальное представительство". Поездка делегации была, разумеется, отсрочена, – конечно, не самими иерархами, а властью. Под бдительный контроль Ф.Э. были взяты и почитаемые в юности ксендзы. Так, в одной из директив 1920 г. председатель ВЧК отметил, что ксендзы играют крупную роль в организации шпионажа, и предложил всем губЧК взять под наблюдение всех ксендзов в республике. А поскольку ксендзы "обделывают свои дела на исповеди, фантазируя католиков", то Феликс предложил "иметь своих женщин-католичек (но неверующих), которых надо посылать на исповедь, и таким путем проникнуть в ксендзовскую конспирацию".
Ф.Э. Дзержинскому регулярно направлялись сводки о репрессивной деятельности ВЧК, где содержались данные о массовых арестах и расстрелах священноцерковнослужителей, архиереев (конечно, не за веру, а за "антисоветскую деятельность"), о "раскрытии" многочисленных липовых контрреволюционных организаций" религиозной направленности. Сводки прочитывались, визировались Дзержинским, сомнений в виновности участников раскрытыми органами ВЧК-ГПУ "заговоров" у него не возникало. К конкретным человеческим судьбам Ф.Э. нередко обнаруживал бездушие и бессердечность. Так, 27 августа 1922 г. нарком внешней торговли Л.Б. Красин обратился к руководителю ВЧК с ходатайством об освобождении арестованного "органами" 70-летнего профессора-химика Е.Л. Зубашева, человека больного и старого, обремененного семьей, далекого от политической деятельности: "Убедительно прошу ознакомиться с его делом, и, уверен, придете к выводу, что старика не за что и не следует трогать. Ведь даже и врага лежачего не бьют, этот, повторяю, никогда и нигде против Советской власти не выступал". В документах нет следов того, что Дзержинский ознакомился с "делом" Зубашева, но имеется размашистая резолюция Феликса на самом письме Красина: "Отказать". Хотя бывало и так, что подобные ходатайства удовлетворялись. Вскоре Зубашев вместе с большой группой русской интеллигенции был выслан властью из страны. "Рыцарь революции" мог обрушиться и на целые слои населения, не вписывающиеся в его видение социализма. Так, в разгар НЭПа, в записке Г.Г. Ягоде от 4 мая 1926 г. Феликс потребовал "зачистить" Москву и другие города от "спекулятивного" и "паразитического" элемента, не имея точных критериев, что такое первое и второе: "Надо заселить паразитическими элементами (с семьями и со всем их скарбом) малонаселенные местности, – отметил "друг беспризорников", – по особо выработанному и утвержденному плану... Нас объедают эти паразиты. Отсюда нет товаров для крестьян, отсюда рост цен и падение нашего червонца. ОГПУ должно этим вопросом заняться со всей энергией". Только из Москвы предлагалось выгнать не менее 100 тысяч. "У нас миллионы паразитов сосут рабочих и крестьян. Надо их стукнуть".
Стиль Ф.Э. Дзержинского как главы тайной политической полиции и государственного деятеля ленинской школы характеризует полное пренебрежение правовыми методами, сознательное принесение их в жертву революционной целесообразности. Приведем несколько важных примеров. Так, в ответ на обращение С. Петлюры в ВЧК Ф.Э. писал 2 августа 1921 г. чекисту Манцеву: "Обращение к нам Петлюры – это желание с его стороны спасти арестованных. Ввиду интервенционистских подготовлений Антанты необходимо арестованных петлюровцев-заговорщиков возможно (слово "возможно" подчеркнуто Дзержинским в тексте двумя чертами. – И.К.) скорее и больше уничтожить. Надо их расстрелять. Процессами не стоит увлекаться. Время уйдет, и они будут для контрреволюции спасены. Подымутся разговоры об амнистии и т.д. Прошу Вас срочно этот вопрос решить". Бурю возмущения у Феликса вызвал мягкий приговор суда по делу содержательницы публичного дома Комаровой. Из его гневного письма наркому юстиции 1922 г.: "Меня интересует не юридическая сторона, а бытовая-политическая. Разве в рабочем государстве суд может к таким преступлениям подходить с индивидуальной точки зрения? Это чисто буржуазный, лицемерный подход, в корне противоречащий нашему сознанию, как рабочего государства. Каленым железом надо вытравить это наследие капитализма – жить с эксплоататорами чужого (подчеркнуто в тексте. – И.К.) женского тела... мне кажется, что Наркомюст должен был бы публично в печати по этому вопросу высказаться. Иначе НЭП победит наш суд". Конечно, либеральные методы в работе ЧК-ГПУ, в том числе и в отношении к духовенству, Дзержинским не приветствовались никогда. Феликс оставался и в годы НЭПа сторонником жесткого курса в подавлении тех, кого он считал врагами. В декабре 1924 г. ведущий партийный идеолог Н.И. Бухарин написал ему письмо о необходимости изменить методы ГПУ в духе веяний нэповской "оттепели": "Я считаю, что мы должны переходить к более "либеральной" форме сов-власти: меньше репрессий, больше законности, больше обсуждений, самоуправления (под руководством партии) и проч.". Бухарин отметил, что он выступает "против предложений, расширяющих права ГПУ и т.д.". В письме по этому поводу В.Р. Менжинскому Дзержинский в целом отверг бухаринский "либерализм" как уступку "нэпманству" и "обывательщине", как пример нежелательных настроений в руководстве страны: "Было бы величайшей ошибкой политической, чтобы партия по принципиальному вопросу о ГПУ сдала бы и дала бы "весну" обывателям: как линию, как политику, как декларацию. Это означало бы уступать нэпманству, обывательству, клонящемуся к отрицанию большевизма, это была бы победа троцкизма и сдача позиций". Но вместе с тем Дзержинский призвал органы действовать осторожнее, чтобы давать меньше поводов для нападок: "Для противодействия таким настроениям нам надо пересмотреть нашу практику, наши методы и устранить все то, что может питать такие настроения. Это значит, мы (ГПУ) должны... стать потише, скромнее, прибегать к обыскам и арестам более осторожно, с более доказательными данными". Таким образом, речь шла о некотором мягком повороте в тактике – при неизменности самой репрессивной политической линии, исключающей в принципе либерализм по отношению к "врагу".
В начале 1926 г. Ф.Э. всерьез обеспокоили либеральные тенденции в работе Наркомата юстиции, в частности, его попытки законодательно ограничить права ГПУ. 4 февраля он пишет по этому поводу Менжинскому: "Необходимо было бы составить записку в Политбюро о практике и теории Наркомюста, которые ничего общего с государством диктатуры пролетариата не имеют и составляют либеральную жвачку буржуазного лицемерия. ...И до тех пор, пока Наркомюст будет тем, чем он есть, – наше государство не сможет быть в безопасности без прав ОГПУ, за которые мы, как ведомство, вовсе не держимся. Во главе прокуратуры должны быть борцы за победу революции, а не мощи статей и параграфов, для которых безразлично, контрреволюция ли или простой мордобой, или нарушения уличного порядка. Я уверен, что никто иной, а именно Наркомюст готовит для пошлой "демократии" идеологические силы и растлевает революцию".
Несомненно, правы те историки, политики и публицисты, которые именуют Ф.Э. кровавым палачом. Факты неоспоримы – Железный Феликс им действительно был. Но необходимо помнить все-таки о том, что палачество это не носило конъюнктурного характера, не искало личных выгод, а имело крепкую идейную основу, было проникнуто искренним убеждением, что без массовых жертв в деле строительства нового мира не обойтись, что в борьбе за светлую цель коммунизма хороши все средства, в том числе грязные, кровавые и подлые.
Собственно церковную составляющую в работе органов Дзержинский считал одной из главнейших. Не случайно в своей "Записке о структуре ВЧК" в мае 1921 г. он выделил политическое направление ее деятельности – для борьбы с контрреволюцией и "укрепления советской государственности" и в ее поднаправлениях (наряду с военной, международной, секретной) написал: "церковная".
Документы подтверждают, что сами церковные дела Дзержинский принимал близко к сердцу. Так, в марте 1925 года, за год до смерти (в разгар нэпа и нэпа религиозного!), Ф.Э., базируясь на данных справки шефа "церковного направления" ГПУ Е.А. Тучкова, составляет для себя записку-памятку, в которой упомянуты как объекты оперативной разработки, шестнадцать (!) мифических "антисоветских организаций" духовенства, притом в некоторых из них фигурирует как активный участник, подписавший в 1923 г. Декларацию о лояльности к советской власти, патриарх Тихон! Дзержинский дотошно конспектирует справку Тучкова, старательно помечает для себя черными чернилами на листке календаря жертвы будущих расправ, главные направления будущих ударов – "Орг. Вениамина еп. (Тих.), Нащокина и б. офицеров. Борьба с сов. – через церковные приходы", "Инициативная группа мирян... влияние на Тихона", "группа попов, информ. белогв.", "списки гонимых для заграницы" и т.д. По докладу Тучкова "злой умысел" некоторых церковников заключался в том, что они решились информировать за границу о положении Церкви и верующих в СССР. Патриарха Тихона от вероятной будущей репрессии спасла смерть в апреле 1925г. (произошедшая, заметим, при весьма подозрительных обстоятельствах), "данные" об остальных "объектах разработки" отразились в фальсификациях уголовных дел против них в 1920-1930-е гг.
Но в то же время... В ходе всей своей революционной, политической, государственной и карательной деятельности Ф.Э. Дзержинский отнюдь не обнаруживал себя как сторонник линии тотального, массового уничтожения служителей Церкви и храмов. Документы показывают, что он был сторонником "гибкого" подхода в духе известной большевистской линии по отношению к Церкви, предполагавшей сочетание в тактике борьбы с ней жесточайших репрессий с методами развала Церкви изнутри (выделение лояльной власти группы среди духовенства и натравливание ее на нелояльную часть).
Гибкое отношение к методам борьбы с религией и Церковью проявилось и когда 11 марта 1921 г. Дзержинский издал циркуляр о массовых выемках документов в ходе ликвидации Московского объединенного совета религиозных общин и групп за якобы контрреволюционную деятельность. Ф.Э. при этом ориентировал чекистов на борьбу с теми религиозными обществами, которые "под флагом религии открыто ведут агитацию, способствующую разложению Красной Армии, против использования продовольственных разверсток и трудовых повинностей". И вместе с тем предписывал работникам ЧК: "К общинам, не приносящим вреда пролетариату, должно проявлять отношения самые осторожные, стараясь не раздражать религиозные объединения, не руководимые каким-либо контрреволюционным центром, каким оказался Московский объединенный совет. При проведении циркуляра строго воздерживайтесь от каких-либо мероприятий, могущих возбудить нарекания на агентов нашей власти в смысле разругааемости хозяйственной деятельности и стеснений чисто культовой свободы".
Относительно Православной Церкви основной вопрос был в том, признавать и поддерживать лояльную группу обновленцев официально или вести ее неофициально (главным образом силами ГПУ). И если более прагматичные Троцкий, Луначарский, Сталин были за официальную поддержку обновленческого движения, то Дзержинский и Ленин – против. Характерен такой случай. 6 апреля 1921 г. Луначарский обратился к Дзержинскому с запросом по поводу судьбы арестованного митрополита Сергия (Старгородского) – с надеждой использовать его в выгодном для власти духе, вовлечь в обновленческое движение. "Сергий арестован и сидит в Бутырке... По моим сведениям, он мог бы быть полезен и облегчить ту миссию, которую взял на себя архимандрит Владимир (Путята. – И.К.) в Казани", то есть призывать верующих к поддержке большевиков, советской власти. Дзержинский отправил письмо Луначарского М.Я. Лацису (ближайшему сотруднику) для отзыва, на что получил ответ: "Ей, право, не стоит поднимать такой вопрос. Это очередное увлечение "богоискателей" (намек на "богоискательские" увлечения Луначарского в 1909 г. – И.К.). Сергий уж совсем для этой цели не годится". Следовательно, цель для ВЧК такая не отрицалась. Негоден был для нее один человек (Сергий), но другие духовные лица (как Владимир Путята) вполне подходили. Несколькими месяцами позже Дзержинский пишет программное письмо Лацису по поводу обращения Луначарского к Ленину с идеями об использовании обновленцев и приданию этому использованию советской власти официального статуса, в частности, и путем гласного приема Владимира Путяты председателем СНК:
"Мое мнение, – пишет Железный Феликс, – Церковь разваливается, этому нам надо помочь, но никоим образом не возрождать в обновленной форме. Поэтому церковную политику развала должен вести ВЧК, не кто-либо другой. Официальные или полуофициальные отношения партии с попом (так в тексте. – И.К.) недопустимы (строго неофициальные отношения, по логике этого документа, допустимы и для партии. – И.К.). Наша ставка на коммунизм, а не на религию. Лавировать может только ВЧК для единственной цели – разложения попов. Связь, какая бы то ни была, с попами других органов бросит на партию тень – это опаснейшая вещь. Хватит нам одних спецов (Дзержинский имеет в виду буржуазных специалистов, услугами которых временно была вынуждена пользоваться власть, идя на компромисс. – И.К.").
Итак, Дзержинского, как ортодоксального марксиста, коммуниста, атеиста в этом контексте больше всего заботила чистота партийного знамени, но и показательны его установки для ВЧК – лавировать с целью разложения духовенства, требование признания для его карательного органа исключительного положения в политике развала Церкви. Дзержинский сознательно готов идти навстречу обновленцам, но только по линии ЧК, дабы не бросить тень на партию! Идея коммунизма исключает в сознании Дзержинского (как и других большевиков) идею Царства Божьего, религия и Церковь – отживающие и лишние при социализме институты, наследие проклятого старого мира, но бороться с ними можно разными путями, и Дзержинский прекрасно понимал, что метод прямого насилия среди этих путей – не единственный. В этом отношении лавирование, подкуп, обман, шантаж, использование установки "разделяй и властвуй", различные провокации тоже прекрасно годились.
Еще 4 декабря 1920 г. начальник Секретного отдела ВЧК Самсонов направил своему шефу программную записку о тактике разложения Православной Церкви путем раскола. Только так, по мнению Самсонова, "сможем путем долгой, напряженной и кропотливой работы разрушить и разложить Церковь до конца". "Некоторые успехи в этом отношении уже встречаются". "Этот путь верен тем более потому, что церковные старые волки, каков Тихон, Владимир Путята и другие; они могут действовать для нас лишь постольку, поскольку нужно им для того, чтобы спасти свою шкуру". Следовало отвести "низших попов" от "больших церковных волков", то есть раздувать конфликт между белым духовенством и монашеской церковной иерархией. ЧК в этом отношении следует "работать пока и с попами и, кроме того, непосредственно с верующими". "Работа по рассеиванию религиозного тумана чрезвычайно трудна", – подытожил Самсонов. – "Для этой работы нужны крепкие и умелые люди, чего, к сожалению, мы не имеем, так как ЧК нам их не дает". Понятно, что под нехваткой "крепких и умелых людей" на религиозном фронте Самсоновым в 1920 г. имелись в виду не "заплечных дел мастера", коих в ЧК недостатка никогда не было, а тонкие организаторы раскола, психологи, аналитики, знатоки религии, умеющие работать с верующими, раскалывать и вербовать.
И приведенные выше документы, и последующая практика ВЧК-ГПУ со всей очевидностью доказывают, что предложения и установки Самсонова совершенно разделялись и самим Феликсом Эдмундовичем. В пометках на самой записке Ф.Э. не согласился только с идеей распространения тактики развала Церкви изнутри на католиков: "Опасная вещь и нам за это браться не следует", – все остальное в самсоновской записке он одобрил.
Таким был Железный Феликс – крупный партийный и государственный деятель, человек искренний, страстный, принципиальный, беспощадный, непреклонный в цели, но допускавший разнообразия и гибкости в средствах и методах ее достижения.
"Наша ставка на коммунизм, а не на религию. Лавировать может только ВЧК для единственной цели – разложения попов"
"Ввиду интервенционистских приготовлений Антанты необходимо арестованных петлюровцев-заговорщиков возможно скорее и больше уничтожить. Надо их расстрелять"
|
