Александр Кондрашов Поклонение Мамонову "Остров" должен быть по справедливости назван главным российским кинособытием уходящего года Источник: Литературная газета "Остров" Павла Лунгина еще до своего выхода в прокат успел наделать шума и получить изрядное паблисити как в России, так и за рубежом. Фильм открытия последнего "Кинотавра", фильм официальной церемонии закрытия 63-го Венецианского фестиваля, Гран-при фестиваля "Московская премьера"... Глава РПЦ лично вручил создателям ленты патриаршие грамоты. А в довершение ко всему она была выдвинута на соискание национальной кинематографической премии "Золотой Орел" сразу по всем номинациям.
Но дело даже не в наградах и триумфах, которые отнюдь не всегда – как это нам хорошо известно – являются в наши дни прямым отражением художественных достоинств. Главное, что "Остров", при всей сложности и неоднозначности темы, поднятых проблем, а также общественной на него реакции, должен быть по справедливости назван главным российским кинособытием уходящего года. А может быть, и не только года...
"ЛГ"
Реклама настойчиво приглашала, но я отказывался верить... Говорили, что Петр Мамонов ради съемок нарушил свое деревенское уединение, что Павел Лунгин кардинально поменял режиссерский стиль, на радио рассказывали про раскаявшегося грешника, по телевизору показывали кадры с участвовавшими в фильме популярными артистами... Но все равно я не верил.
Не верил, потому что помню языческие, чтобы не сказать бесовские, камлания Мамонова в "Звуках My", помню фильмы Лунгина, В героях которых какая-то духовная жизнь, конечно, была, но вряд ли совместимая с муками совести: "Такси-блюз", "Луна-парк"... После поразительно точного попадания во вкусы европейской фестивальной публики французы даже шутили: "Лунгину осталось снять только "Пари матч". Но обладатель двух каннских призов зачем-то создал "Олигарха" – гимн свободолюбивому, кристально честному борцу за денежные знаки, в одиночку противостоящему коварным спецслужбам, коррупционерам, женщинам и завистникам... Не верил я в режиссерское преображение! Как не верю в то, что какой-нибудь раскрученный постмодернист напишет вдруг роман о приоритете семейных ценностей, да без единого матерного слова. И, может быть, напрасно – неисповедимы пути...
Автор сценария "Острова" – дебютант Дмитрий Соболев. Павел Лунгин, кино прежде снимающий по собственным сценариям или по крайней мере написанным "при участии", на этот раз – только режиссер, рассказывающий чужую историю, ничего, кажется, не прибавляя от себя. А история не модная, не выигрышная: юный матрос во время войны со страху выдал своего командира и, спасая шкуру, под дулами фашистских автоматов расстрелял его. Это преамбула, а дальше начинается то, чем заканчивается роман "Преступление и наказание", – духовное преображение. История жизни и покаяния монастырского угольщика, юродивого и целителя. Время действия – 1976 год. Место – берег холодного моря.
Я собирался "не верить" по Станиславскому, но... С самого начала "пробивает" несуетность, громадность и подлинность беспощадной природы "Острова" – Белое море, серые лишайники на камнях, темное небо, черный уголь, вьюга, снег. "Пробивает" Петр Мамонов в роли отца Анатолия – немолодой, некрасивый, неприкрашенный, со своими зубами, то есть почти совсем без зубов... Он подлинный какой-то и беспощадный к самому себе. Не получается не верить. Подлинны люди, которые к нему приходят на остров. Сцены с ними – подлинные шедевры – неловко даже говорить, что артисты играют, они замечательно "не играют". Начиная с уникальной Нины Усатовой и кончая потрясающим, мудрым Юрием Кузнецовым.
Изумительно точна и достоверна Яна Есипович в роли дурехи, пришедшей к отцу Анатолию испрашивать разрешения на аборт.
– А ну пошла, не смей и думать, кыш отсюда, кыш... – И гонит, гонит ее с острова.
И она бежит, оглядывается на отца Анатолия и бежит, бежит... И ком к горлу подступает. Она послушает отца Анатолия, послушается – я верю.
Сцена с матерью, привезшей больного сына (документально точная работа Ольги Демидовой и юного Гриши Степунова), – простая и пронзительная, напомнила о первой сцене "Зеркала" с заикающимся мальчиком, но эмоционально несравненно более сильная. У Тарковского после сеанса с психологом ребенок сможет говорить, у Лунгина после встречи с праведником – жить... Подкупает то, как жестоко и жизненно переплетаются в фильме высокое и низкое, трагическое и смешное. Мать отказывается оставить только что исцеленного ребенка в монастыре для причащения, потому что ей, видите ли, на работу надо успеть; герой Мамонова, забравшись по пояс в зимнюю воду, вытаскивает мальчика из отплывающей от острова лодки и на руках несет в храм...
В зрительном зале плачут, и я плачу. В первый раз в кинотеатре вера экранного героя так задевает меня, мою веру.
Сцена изгнания беса снята без натурализма и физиологизма. Виктория Исакова в роли несчастной одержимой Насти, Мамонов в роли отца Анатолия, режиссер Лунгин, оператор Андрей Жегалов, композитор Владимир Мартынов, не понимаю как, но прожигают мою зрительскую душу. Много я видел всяческих экзорцизмов в кино, но здесь какая-то библейская, евангельская мощь нарастает от кадра к кадру.
Тем обиднее некоторые, может быть, мелочи. Популярный Дмитрий Дюжев – в роли отца Иова... Очень хороший актер, но как-то он, на мой взгляд, вываливается из этой истории 1976 года, чересчур на менеджера среднего звена похож. Хочется ему верить, но... Настоящие монахи – люди непростые, умные, часто жесткие и далеко не всегда благостные. Прославленный и награжденный Виктор Сухорукое в роли отца Филарета не умный, а скорее хитрый, несколько даже гламурный. Не понимаю: то ли играет он фальшивого человека, то ли фальшиво играет. На словах понятен конфликт "начальников" монастыря с "проказником" отцом Анатолием, но Мамонов выигрывает у них за явным преимуществом. Не хватает "начальникам" человеческой крупности, и поэтому нет, как мне кажется, необходимого накала в их конфликте с юродивым угольщиком.
И еще одна удручившая меня "непонятка" (это современное словцо зачем-то залетело в речь отца Иова) – встреча отца Анатолия с, оказывается, выжившим бывшим своим командиром, ставшим адмиралом (крохотную эту роль Юрий Кузнецов делает главной). Все сыграно точно и честно, но настоящей встречи не происходит, как будто – пропуск в сценарии, как будто важный кусок фильма вылетел при монтаже. А жалко, ведь это кульминация. Этим людям есть, о чем поговорить или помолчать, и мне важно понять: за что Бог наказал Тихона болезнью дочери, почему привел к отцу Анатолию?.. Отец Анатолий ложится в гроб, закрывает глаза и умирает. Почему? Исцелял бы дальше души людские... И картинно уплывает отец Иов с помпезно большим крестом, а по первому плану протекает бородатый профиль артиста Сухорукова. И что значит такой многозначительный финал?
Скорее всего, это мелочные и несправедливые придирки, просто мне хотелось, чтобы все в этом фильме было совершенно. Уж больно затея правильная. В наше мутное время снять "Остров" – подвиг. Казалось, что в киноискусстве бесповоротно победило бабло – чудище обло, озорно и стозевно... Ан нет.
"Остров" сравнивали с "Холодным летом 53-го", с фильмами Алексея Германа, в которых тоже есть суровая правда характеров и дотошность в деталях времени, но в "Острове" Лунгина есть еще и то, чего нет или не хватает многим другим талантливым фильмам, – вера. И вера не в собственную гениальность или правоту... На острове не учат жить, не обвиняют, не кричат: "Покайтесь!" Здесь сами каются, и, может быть, поэтому нет безысходности. Здесь свет есть.
P.S.
Уже после написания статьи наткнулся в Интернете на отзыв об "Острове" Михаила Швыдкого, который меня изумил. Привожу его дословно со своими комментариями.
"У меня достаточно сложное отношение к этой картине. (Учтите, это говорит руководитель ФАККа, который дает или не дает денег на отечественные кинопроекты. – Здесь и далее курсив мой. – A.K.) Ее делал безусловный мастер, и проблема, поставленная в "Острове", в высшей степени существенна для человеческого бытия. Кроме того, в фильме прекрасные актерские работы, и все же у меня есть некоторые вопросы (звучит угрожающе, но посмотрим, какие?) как к сценарию, так и к картине в целом.
Мне кажется, что сама история сочинена, скорее, для нравоучения. (А что уж такого плохого в нравоучении?) А когда так происходит, когда сюжет подгоняется под заранее сформулированную мораль (неправда! Никакая мораль в фильме не сформулирована. Тем более заранее), то актер вынужден спасать некоторую искусственность конструкции. Конечно, Мамонов спасает почти все. (А что не спасает?) И тем не менее мне кажется, что картина более мастерская, нежели искренняя: в ней больше умствования, чем любви и простоты. (Меня-то как раз поразила простота.) Такие фильмы наивные люди снимать не могут. (Никакие фильмы не смогут снимать наивные люди – слишком сложный процесс. Но тут нам, кажется, намекают на некий злой умысел.)
С другой стороны, то, что Лунгин сделал такую картину, все-таки правильно. (Обращает на себя внимание это "все-таки".) Ведь сегодня европейский мир испытывает тяжелейший мировоззренческий кризис, кризис ренессансных ценностей (не христианских, а ренессансных!) вышел сегодня на новый виток. И режиссер всерьез пытается разобраться с тем, что является главным в исканиях любого современного европейского интеллигента. Эта проблема пустых небес, и европейское сознание мучается этим уже более ста лет. (А мы-то, убогие азиаты, только начинаем мучиться.) Поразительно, что "Остров" Лунгина по проблематике очень совпадает с последним романом Уэльбека "Возможность острова". (Поразительно как раз то, что, кроме переклички названий, между ними нет ничего общего.) Ведь французский роман тоже рассказывает о глобальном кризисе ценностей. В этом смысле фильм чрезвычайно современен (неужели только в связи с Уэлъбеком?!), и здесь не православная конъюнктура, а в целом религиозная. Это попытка найти спасение через веру. (По мне, "спасение" Уэльбека "через веру" – для тех, у кого порог гадливости опущен до уровня сорокинского сала.)
У меня есть свое личное отношение к этой острейшей проблеме. Знаете, существует такая шутка. "Один спрашивает у другого: "Скажите, эта тропинка ведет к морю?" И слышит ответ: "Конечно, ведет к морю... Чертов остров!" (Замечательная личная проговорка, наконец-то беса вспомнили.) Поэтому за "возможностью острова" есть не только надежда, но и некая страшная безбрежность. И я думаю, что никакая, даже самая великая вера, не может спасти нас от океана небытия". (Здесь, как мне кажется, сказано главное. Михаил Ефимович – человек неверующий, в этом нет беды, но огорчает то, что высокоумный тонкий критик, крупный культурный руководитель нашел время, чтобы элегантно лягнуть не "Жесть" какую-нибудь, а первый христианский российский фильм, вышедший на большие экраны. В отличие от Лунгина и Мамонова наши чиновники-европейцы о покаянии не задумываются.)
13.12.2006
|
