Владислав Бахревский, писатель Страстотерпцы Гуслицы Их не сломили ни царский гнев, ни сталинские лагеря Источник: Россия Каждый мой рассказ о пострадавших, о погибших старообрядческих священниках – всего одна слеза из моря слез. Ничего особо героического в погибели этих добрых людей нет. Есть более высокое, чем героизм, – смирение.
Собрал для меня краткие сведения о жизни растерзанного священничества Гуслицы краевед из Орехово-Зуева Владимир Сергеевич Лизунов, товарищ моего детства, подвижник. Не будь таких людей, как Владимир Сергеевич, мы растеряли бы последние крохи памяти о малой своей родине, о достопочтенных людях, живших до нас.
Гуслица – издревле старообрядческое место.
Подмосковная окраина эта была в старые времена пропащей глухоманью. Болота, черные топи, леса... Но именно здесь сохранила жизнь свою и веру свою та, лучшая часть русского народа, которая не умела смириться с обновлением церковных обрядов ради государственных игрищ.
Корыстолюбивые иноземцы, ревностно угождая царю, погубили в конце концов и самого Никона, повелевшего русскому народу молиться, как греки, тремя перстами. Прочие перемены вроде бы и совсем малы: где добавили липшее слово, где убавили. Но переменчивость в вере ведет к переменчивости в мыслях, к благоразумному лукавству. И вот уже мода исказила облик храмов, подменив древнюю красоту заемной, римской, саму духовную жизнь сделала шаткой и в конце-то концов породила подлость безверия.
Не стану раскачивать камень, придавивший саму русскую душу, рассекший, разъявший единое тело Православной Церкви. Не стану перечислять разные толки старообрядческих общин. Но что это такое беспоповщина, откуда она взялась – объяснить, видимо, надо.
Приверженцы двуеперстия, прежнего символа Веры, в котором поменяли два слова, оказались без архиереев. Архиереям было чего терять, и они смолчали перед патриархом Никоном. Один епископ Павел Коломенский восстал и погиб.
Без архиерея нельзя посвятить в священнический сан, и когда попы и протопопы, не принявшие церковных нововведений, умерли по старости, сгорели в срубах, позамерзали, гонимые, на сибирских просторах, общины староверов остались без священства. Одна часть старообрядчества восстановила свою иерархию, другая была непреклонной.
У беспоповцев службы совершают выборные настоятели. Христианских таинств у них только два: крещение да исповедь. Поморский толк признает еще таинство брака.
Чтобы наглядно показать, за что стояли ревнители старой веры, возмущенно отвергавшие священные книги, подправленные самим Никоном и его соратниками, приведу сравнительные тексты, взятые мной из работы Бориса Павловича Кутузова.
Вот книга Псалтырь. В старой читаем: "Постави Господи законодавца над ними". Правщики Никона простое делают сложным: "Постави Господи законоположителя". В старой: "Не забуди нищих Своих до конца", в новой: "Не забуди убогих Твоих". В старой: "Ходяй без порока и делаяй правду", в новой: "Ходяй непорочен".
Осовременивая текст, правщики Никона часто затемняли смысл, вводили устаревшие формы речи.
В старой Псалтыри: "Раб Твой хранит их", в новой: "Раб
Твой хранит я". В старой: "Лета наша яко паучина паучахуся", то есть годы нашей жизни идут чередой, как паутина. В новой: "Года наши, как паутина, поучаются". Б. П. Кутузов восклицает: "Как могут годы и паутина поучаться и чему поучаться... Напрашивается вывод: исправляли как-нибудь, лишь бы не по-старому".
А ведь вся эта не очень-то обязательная, не очень-то грамотная правка стоила русским людям многих тысяч жизней.
В том, как правильнее молиться Богу, ни пращуры не сошлись во мнениях, ни потомки. Но страдание, выпавшее в годы гонений на верующих людей было на всех одно. Страдание соединило страдальцев еще на земле.
Первая слеза
Мы любим посылать друг друга за кудыкину гору, думая, что это очень далеко. Кудыкинская волость в Покровском уезде Владимирской губернии.
Это тот самый Покров, неподалеку от которого разбился самолет Гагарина. Так что Кудыкина гора всего в ста двадцати верстах от Москвы. На кудыкинской земле в деревне Ионово родился в 1881 году у крестьянина Иллариона Комарова сын Трофим. С восьми до четырнадцати лет жил и учился при Зуевском храме старообрядцев Поморского брачного согласия. Работать пошел на Ликинскую прядильно-ткацкую фабрику Смирнова. Отстоял у ткацкого станка тридцать лет. Богу молиться ходил в деревню Кабаново, в молитвенный дом старообрядцев-беспоповцев, слушал и читал писания Ивана Ивановича Зыкова, защитника старообрядчества. Обретя знания и уважение, Трофим Илларионович и сам настоятельствовал в молельных домах Сизовых в Ликине и в родной деревне Ионово. Его почитали за великого знатока знаменного распева, церковного устава и чтения.
В тридцатые годы испил из чаши страдания. Сидел в тюрьмах и лагерях, домой вернулся после смерти Сталина. На свободе пожил недолго.
Вторая слеза
Отец Димитрий (в миру Дмитрий Исаевич Занев) родился в 1862 году в деревне Апидоми Ковенской губернии. Духовное воспитание и знание Устава получил в Рижской Гребенщиковской общине. Духовное служение начал во Второй Московской общине Поморского брачного согласия.
Дмитрий Исаевич служил в Соборном храме в Токмаковском переулке. Сначала уставщиком, потом первым канонархом. В 1913 году принимал участие в освящении обновленного храма Зуевской Поморской общины, это в городе Орехово-Зуеве. Уже после революции, в 1918-м принял на себя настоятельское служение во Второй Московской общине. Прихожане любили его за красивый голос, за доброту в глазах, за ревностное служение Богу и за ласку к людям.
В 1930-м храм в Токмаковском переулке у старообрядцев отобрали, но взамен предоставили переднюю часть храма святого Николая на Преображенском кладбище. Отец Димитрий освятил этот храм и служил в нем до того дня 1937 года, когда пришлось взять на плечо Крест Господен и нести его в лагерях где-то под Благовещенском. Там и сгинул.
Слеза третья
Отец Василий (в миру Кузнецов Василий Зотович) родился в 1886 году в селе Богородское. Из рабочих, но учился. Работал на фабрике Саввы Морозова конторщиком. С 1911 года служил стихарным, дьяконом, священником. Первым его приходом был город Покров Владимирской губернии. В 1918 году перевели в деревню Абрамовка Богородского уезда. Вот что рассказала об отце в письме к Владимиру Сергеевичу Лизунову Клавдия Васильевна Ермолова:
"Семья наша была большой. Отца прихожане любили и уважали, так как он был человеком сердечным и честным. Первый раз отца забрали в 1929 году. Нашу семью выгнали из дома, забрав весь скот и все имущество. Мама, жена о. Василия, Евдокия Васильевна с детьми с трудом сумела снять комнату в Егорьевске (на квартиру раскулаченных пускать боялись). Отец сидел в тюрьме в Егорьевске около года. Благодаря хлопотам нашего родственника (Пунышева Никиты Васильевича – брата матери) его отпустили с предписанием о возвращении всего отобранного имущества. Но дом заняли новые хозяева, а все имущество распродано на торгах. К тому времени церковь в Абрамовке сгорела, и владыка Александр объединил Абрамовский приход с Ульяновским. Отца перевели служить в деревню Устьяново. Мамин брат предупреждал отца о дальнейших репрессиях, советовал ему отказаться от священнического сана, но отец не пошел на сделку с совестью, сказал, что будет служить Богу до самой смерти. Первый год в Устъянове жили на квартире, потом купили маленький старый дом. Мама помогала отцу, пекла просвиры. В Устьянове их все любили, они не отказывали ни в чем никому. В марте 1938 года ночью к дому подъехал грузовик. Трое в форме НКВД приказали отцу собираться. Церковь тут же опечатали (затем в ней устроили склад). Через три дня арестованных из Куровской перевели в Москву. Отец был осужден по статье 58-й на 10 лет без права переписки. С тех пор след отца исчез. Семью не преследовали. Мама до самой смерти в 1964 году жила в том же домике в Устьянове, пекла просвиры, помогала в службе (после войны храм в Устьянове открыли). Матушку любили все староверы прихода, она была мудра, кротка, трудолюбива, отзывчива".
Слеза за слезой. Вот отец Федор (Грунин Федор Александрович). Осужден по статье 58-й на десять лет. Могила ему – весь Дальневосточный край.
Пел в Рогожском храме, служил в Ростове-на-Дону и в Астраханской области. В 1926 году вернулся в Гуслицу в родную деревню Устьяново. Погубители русского крестьянства в коллективизацию обложили старообрядческого священника непомерным продналогом. А коль не дал сколько велено – ослушник. Арестовали, церковь закрыли, все, что было в доме – имущество, мебель, одежду – описали, забрали и дом. Семью выгнали под открытое небо.
Подержали отца Федора в тюрьме всего неделю, пугнули. Рогожское старообрядческое начальство нашло ему место в Воскресенском районе, в деревне Осташево... Люди из сельсовета предупредили батюшку: "Коли хочешь жить на свободе, бросай службу!" – на что отец Федор ответил:
– Будь что будет. Христос терпел и нам велел.
А вот короткая история об отце Григории Зубрилине. Служил он в Дрезне. Шустрый злой горбун, явившись закрывать храм, пальнул из револьвера в крест на куполе. Потом и на отца Григория наставил дуло:
– Снимай крест! Плюй на него! Топчи! Не то пулю схлопочешь.
– Нет, – сказал отец Григорий, – не сниму креста. Стреляй по мне, коли так ненавидишь Господа.
И поцеловал крест.
Горбун распалился, но народа на службе было много. Пошло сжиматься кольцо толпы, да молча, молча. Бежал горбун со своими приспешниками.
Мы любим говорить в сердцах обидчикам своим: погодите, отольются наши слезы!
Неразумные, какие же мы неразумные! На ком они, слезы, отлиться должны? На детях, на внуках, заблудших в неистовстве соседей наших уличных, на русских же людях! На русском народе.
Довольно слез. Довольно, Господи!
Побереги землю нашу побереги нас, ибо все грешны и все хотим очиститься.
19.10.2006
|
