Алексей Минкин На углу Поварской и Переделкина Источник: Московская правда Старинная улица Поварская в прямом смысле ни к новому столичному району, ни к знаменитому дачному поселку, ни к платформе Переделкино не выходит. Тем более, ни с каким из названных объектов не пересекается и, стало быть, углов не образует. Однако фигуральный – и весьма значительный – перекресток у Поварской и Переделкина имеется: перекресток исторический, пересечение прошлого улицы с переделкинской жизнью через человеческие судьбы...
Как ни удивительно, именно район современной Поварской, являвшейся дорогой на Великий Новгород, Иван Грозный населил дворами опричников, и именно он, Грозный, призвал на Московскую кафедру знакомого ему соловецкого игумена Филиппа (Колычева), согласившегося на митрополичий клобук при условии отмены опричнины. Отец Федора Степановича, будущего митрополита Филиппа, – боярского роду-племени, участвовал в переговорах со Швецией и являлся одним из новгородских помещиков. Боярам Колычевым одно время принадлежало и Лукино, все чаще называемое ныне Переделкином. Сам же Федор Колычев воспитывался и служил при великокняжеском дворе, но с поимкой Андрея Старицкого и нависшей над сородичами опалой бежал в пустынные новгородские пределы: поначалу пас скот на Кижах, а затем подался послушником на Соловки.
За предприимчивость и изобретательность, удивительно сочетаемые со смирением, братия избрала бывшего Федора, в монашестве ставшего Филиппом, своим наставником. И действительно: при новом настоятеле беломорская обитель высочайшим изволением получила ряд льгот, несколько дерерень и солеварен. Кроме того, сам игумен проявлял на Соловках истинные чудеса новаторства: механизировал работу квасоварен и ветряных мельниц, наладил на островах производство кирпича, выращивание винограда, выделку железа, обустроил хлебопекарню и заменил деревянные строения монастыря кирпичными или гранитными. Он возвел два новых каменных храма, облегчил труд иноков изобретением неких самодвижущихся телег и системой каналов свел 52 островных озера в одно, что сняло годами стоявший вопрос доставки питьевой и промышленной пресной воды.
Став Московским митрополитом, Филипп сперва тайно, а вслед за тем во всеуслышание увещевал Грозного прекратить казни и распустить опричников. Самодержец откликался лишь обещаниями, а позже предпринял открытые атаки: с его руки казнили шестерых представителей рода Колычевых и голову одного прислали святителю Филиппу. Иоанн Васильевич созвал и подпевавший ему церковный собор – из лжесвидетелей и приспособленцев, на котором только Казанский архиерей Герман выступил с оправдывающий митрополита речью и... поплатился за ослушание жизнью. Самого Филиппа насилием лишили сана и отправили на вечное заточение в тверской Отрочь – монастырь, где он, как известно, был задушен присланным Скуратовым. Пройдут годы, века – и священномученик вольется в официальный сонм канонизированных членов Церкви, но где-то нынче те Филиппы да Германы, имеющие мудрость и способность противостоять бесчинствам наших земных властителей? Не очень о них слышно. Или не принято слышать – ибо конформизм, соглашательство, спевка с институтом власти стали чрезвычайно удобны, выгодны. Впрочем, вернемся к Колычевым – на Поварскую и в Переделкино...
Теперь церковь во имя святителя Филиппа, выходящая апсидами на Большую Никитскую, 55, вновь действует. Задумывалась она как домовая – а чей был дом? О, то рассказ особый. В XVIII столетии участком владел князь Н. В. Долгоруков, с того времени сохранились только флигели. Отмечу, что вслед за Колычевыми и Леонтьевыми тем же Долгоруковым принадлежало и село Лукино (Переделкино). На Поварской же с 1802 года князь А. Н. Долгоруков, соединив несколько старых строений в классицистический комплекс, в глубине участка (ныне д. 52) возвел прекрасные городские покои. К слову, хоромы, куда, как считается, Толстой "поселил" семью Ростовых, в пламени Отечественной войны не пострадали – очевидно, их облюбовал некто из иноземных военачальников. А в 1856 году, при новых хозяевах "дома Ростовых" (так порою именуется здание на Поварской, 52), осуществилась примыкающая к Дому литераторов пристройка церкви святителя Филиппа. Выполняли ее потомки митрополита – бароны Боде-Колычевы. В частности, знаменитый собиратель и историк Михаил Львович, украсивший домовый приход древними образами. Собственно, благодаря М. Боде-Колычеву, отец коего Лев Карлович, обер-гофмейстер императорского двора, являлся представителем рассеянного по миру древнейшего французского дворянского рода, а мать Наталья Федоровна, правнучатая племянница святителя Филиппа, – баронская фамилия стала двойной.
Высокое право Михаил Львович обрел 50 лет от роду. Получив прекрасное образование на дому (наставником его был филолог Ф. Буслаев), М. Боде всерьез увлекся генеалогией и историей. Он выпустил уникальный труд "Боярский род Колычевых" с подробными родословными, описанием колычевских поместий по России, списками селений с названием "Колычево" и перечнем Свято-Филипповских храмов. Воспитанный на примерах кремлевского зодчества (отец его курировал реставрацию кремлевских строений и сооружение Большого дворца) и будучи одно время помощником директора Оружейной палаты, наш герой задумал на территории доставшегося ему подмосковного Лукина возведение целого городка в стиле архитектуры Древней Руси. По собственным чертежам и расчетам им с помощью художника-археолога Ф. Солнцева там были подняты походившие на боярские палаты усадебные покои, крепостные стены с проезжими башнями, фамильная усыпальница и обелиск в память погибших за Отечество или умученных Колычевых. В русском вкусе к 1880-м годам переделали и Преображенскую церковь, действовавшую еще в 1646 году, но отстроенную заново к 1819 году тогдашней владелицей графиней З. Разумовской. Лукином же, полностью перекроенным под собственный эстетический вкус и ныне находящимся в минутах ходьбы от платформы Переделкино Киевского направления, Боде-Колычев владел после К. Ковалевской. А конечно, хозяйкой здесь, как и в доме 52 по Поварской, стала графиня Е. 3. Сологуб.
И еще: в лукинской церкви появился придел святителя Филиппа, а сама усадьба и городской поварской дом в большой мере превратились в историческую сокровищницу с частным музеем и архивом, где хранились письма Петра, Анны Иоанновны, Екатерины, Суворова, носимые предками костюмы, дарованные августейшими особами вещи, семейные портреты. Неоднократно гостивший в загородной резиденции у своего ученика Буслаев отмечал: "Коллекции предлагают богатый материал для истории быта, костюмов, художественных изделий и разных подробностей в обиходе частной жизни русского дворянства". А вот что писал о жилище Боде-Колычева на Поварской бывший там А. П. Бахрушин: "Громадный дом представлял из себя не что иное, как музей средневековых достопримечательностей". На Поварской венцом собрания являлись произведения живописи и старинное оружие. К слову, при жизни еще часть собираемого Михаил Львович даровал Историческому музею, но с национализацией усадеб в ГИМ в основном перешло и остальное.
Увы, многое уничтожили, распродали, а что-то и вовсе бесследно исчезло. За кремлеподобными лукинскими стенами размещалось правление образованного совхоза, а после войны и до дней нынешних там располагается летняя резиденция Московского патриарха – вновь идущая от митрополита Филиппа преемственность. Повезло и лукинско-переделкинской Преображенс кой церкви: закрытая в 1930-х годах, уже в 1949 году она обрела жизнь и какое-то время действовала в качестве подворья русского афонского монастыря. Нынче она в числе московских приходских, но священство ее в подавляющем большинстве и теперь составляют монашествующие.
Подле церкви распласталось тихое переделкинское кладбище с упокоившимися на нем Пастернаком, Чуковским, Тарковским, Рождественским. Рядом – и созданный инициативой Горького дачный поселок писателей, где проживали, отдыхали, гостили почти все творческие знаменитости советского прошлого. Там создавал "Русский лес" Леонов, там написал все пьесы Афиногенов, там новыми строчками, вылившимися в отдельную, переделкинскую, главу, заполняла "Путевой дневник" Вера Инбер. Там – по праву или без такового – именами ушедших сочинителей-фаворитов пестрят местные улицы, и там же теперь работают пользующиеся заслуженной популярностью у посетителей дачи-музеи – Пастернака, Чуковского, Окуджавы. По-моему, все неспроста, созданное окрест дачное писательское Переделкино бытностью и статусом лишь увеличивает образный угол своего пересечения с Поварской...
Дело в том, что и биография бодеколычевского поварского особняка овеяна присутствием пишущих и сочиняющих. Толстой, "придворный" памятник коему резца Г. Новокрещеновой с 1958 года усиливает значимость литературного мемориала, не только увековечил дом в "Войне и мире", но и бывал здесь у Михаила Львовича с визитом. Впоследствии же, по национализации аристократического жилища и недолгого пребывания здесь ВЧК, на Поварской, 52, с семьей проживал Луначарский и функционировал Комиссариат по делам национальностей. Занятно, что Наркомнац явился единственным учреждением, в котором служила М. Цветаева: "...вдоль каменной советской Поварской". Впрочем, Цветаева подобно Блоку, Белому, Есенину, А. Толстому, Маяковскому, Пастернаку, Эренбургу, Фадееву, с апартаментами Боде-Колычева была связана и через работавший там в 1920-х годах Дворец искусств: в его стенах под директорством поэта-символиста И. Рукавишникова выступали, выставлялись, дискутировали...
А чуть позднее величественный интерьер, вчера еще занимаемый Союзом писателей СССР, а нынче – Международным сообществом писательских союзов, заполонил иной человек из символистов: Брюсов. Поначалу он, читая лекции по истории римской и древнегреческой литературы, ведя семинары по общей истории и класс стиха, преподавая латынь, возглавлял Высший литературно-художественный институт. Затем институт получил его имя.
В 1925-м вуз прикрыли, но и за 4 года существования в нем, занимавшем дом 52 по Поварской, еженедельно проводились литературные вечера или диспуты с участием маститых авторов и молодежи: Асеева, Светлова, Уткина, Артема Веселого, Жарова, Шкловского. Кроме того, в "Брюсовском" учились и известные в свое время личности: к примеру, уроженец Артемовска, бывший штамповщик, а затем автор певучих лирических украинских пейзажных стихов и песен о гражданской войне ("Шел отряд по берегу" и т. д.) Михаил Эпштейн, прослывший под псевдонимом "Голодный". Другой поэт, А. Безыменский, не раз выступавший в аудиториях института Брюсова, стихотворно как-то изрек: "Когда заря, выпячивая розовые губы, целует домики в стекольные глаза..." Уж не о "домике" ли Боде-Колычева, узрев его в погожий час' алого рассвета?..
Навряд пи, конечно. И все-таки здесь ясно одно: дом на Поварской, пукинско-переделкинская усадьба – они достойны не только поэтического воспевания, не одного минутного воспоминания. Достойны они хорошей памяти – как и связанные с ними персоналии нашего повествования. И пусть та память вновь и вновь – хотя бы образно – приводит нас на пересечение замечательных исторических местностей, на перекрестие дорог возле исторического подножия первопрестольной, без которых родословная ее не была бы полной – на угол Поварской и Переделкина...
06.03.2006
|
