Александр Верховский
Религиозный боевик как жанр общественной мысли Фундаменталистская агрессия облекает себя в литературные формы
Источник: НГ-Религии Нашумевший роман Елены Чудиновой за короткий промежуток времени стал книгой, которую читаешь лишь для того, чтобы "быть в курсе". "Мечеть Парижской Богоматери" скорее следует рассматривать не как литературу, а как памятник общественной мысли, ведь автор создал нечто такое, мимо чего не прошли ни потенциальные единомышленники, ни потенциальные оппоненты.
Чудиновой удалось в удивительной полноте собрать популярную мифологию православно-националистической общественности, точнее – ее относительно просвещенной части. Как и положено в мифологии, персонажи книги представляют не только и не столько себя, а чаще всего – "национальные типы", причем в самом примитивном конспирологическом свете. Если чеченцы, то только чеченские террористы, а если эстонка – то работающая на них эстонская снайперша. Многочисленные арабы обоего пола выписаны столь демонстративно, преувеличенно отвратительными, что к этому до самого конца не успеваешь привыкнуть.
Из стандартного мифологического набора в книге нельзя обнаружить лишь антисемитизм: об Израиле автор и персонажи "Мечети Парижской Богоматери" отзываются подчеркнуто уважительно. Чудинова, таким образом, отмежевывается от классической версии всемирного заговора в пользу новой модели глобального противостояния христианства и ислама.
Наверное, ради утверждения этой модели не стоило писать роман: за десятилетие, прошедшее с выхода статьи Сэмюэля Хантингтона "Столкновение цивилизаций" даже самые малограмотные "народные политики" в нашей стране выучили, что именно такой конфликт и является двигателем новейшей истории. Правда, старые идеи Хантингтона российскими интерпретаторами толкуются обычно по-своему, и у Чудиновой видны следы этих российских особенностей. Во-первых, в борьбе с "миром ислама" пал именно Запад, а православные страны все-таки устояли. А во-вторых, в романе противостоят не просто религии, а вдохновляемые ими этнические общности: Европу завоевывают не мусульмане вообще, а арабы; всячески подчеркивается различие сербов и греков: первые борются, вторые – нет.
Но главная идея Чудиновой – это утверждение этического, эстетического и даже политического превосходства христианского фундаментализма над современным христианством. Главные боевики антиисламского подполья в книге – неверующие, но они обречены на поражение и свою символическую победу – переосвящение и последующий подрыв Нотр-Дама – могут одержать лишь благодаря другой части подполья – фундаменталистской.
Поскольку действие происходит в Париже, то это подполье представлено радикальными католиками, но автор ясно дает понять, что и в православии ему милее подобные же течения. По сути, Чудинова призывает к фундаменталистской революции, которая только и позволит избежать катастрофы в конфликте цивилизаций. Примечательно, что и среди мусульман в романе торжествует не умеренный "евроислам", а радикальное течение, ваххабизм.
Где-то за кадром остаются современные сложные отношения умеренных и радикальных групп, выступающих от имени разных религий или нерелигиозных идеологий. Остается только противостояние мусульманских и христианских фундаменталистов, потому что только они готовы бороться до конца, а остальные, более умеренные, обречены сойти на обочину или даже погибнуть. Кстати, убежденность Чудиновой в стратегическом превосходстве фундаменталистов над "теплохладными" верующими и тем более над неверующими разделяют многие: мол, чем сильнее и проще вера, тем больше сил она дает своим адептам, и тем они многочисленнее. Эту убежденность непросто обосновать историческими фактами, и базируется она скорее на априорных романтических представлениях о силе религиозного фанатизма. В романе никаких обоснований тоже не приводится. Однако небрежность в конструировании перехода от реальности исторической к реальности литературной типична для антиутопии как таковой.
Книга Чудиновой – именно романтическая. По жанру это – религиозный боевик. В боевике стороны всегда очерчены резко, а внутренняя динамика персонажа возможна только в одном – в осознании своего места в уже существующем строю.
В сложном реальном мире люди часто ищут чего-то простого. Хорошо, если они находят это простое в виде чтения боевиков отдыха ради, плохо – если боевик читается как политический манифест. Но то, что простительно в романе, выглядит как подростковый максимализм при переложении на язык политической публицистики. Между тем публицистические ссылки на роман Чудиновой – отнюдь не редкость, в том числе и во вполне солидных изданиях. И новый импульс этой волне ссылок дали, конечно, недавние беспорядки в пригородах Парижа.
Рассуждения при этом могут развиваться в двух направлениях. Наиболее распространенной является следующая версия: иммигранты из южных стран во Франции, как и в России, – это неизбежный источник дестабилизации и чуть ли не гарантированной катастрофы.
Вторая версия – это как раз "конфликт цивилизаций". Наиболее разумные из ее сторонников признают тот очевидный факт, что беспорядки в Париже имеют социальные, а не религиозно-политические корни (которые легче найти в нашем Нальчике). Но все равно разговор переводится с надоевшего уровня практической жизни на "высокий уровень" межрелигиозного конфликта. Тогда уже можно – вслед за Чудиновой или независимо от нее – рассуждать о необходимости защиты христианства от "мусульманского нашествия", а оппонентов обвинять в уклонении от спора во имя "глупой" политкорректности и ссылаться при этом на классиков XIX века, "неполиткорректно" призывавших защищать христианство. И действительно, почему это классикам можно, а Чудиновой и ее единомышленникам нельзя?
Ответ заключается вовсе не в том, что какие-то недальновидные люди требуют быть вежливее, чем классики сто и более лет назад. Наше время отличается от XIX века не только политкорректностью, но гораздо более серьезным изучением социальных процессов. Так что теперь не только профессиональному социологу, но и любому человеку, выступающему публично, не следует повторять дословно за классиками их социальные идеи – будь то идеи Мальтуса, Маркса, Достоевского или кого-то еще. Дело не в этике, а в знании. В том числе – о процессах иммиграции, об особенностях развития ислама в разных регионах, о политическом использовании религии.
Конечно, социальные знания (или хотя бы представления об их существовании) – не всеобщее достояние, и по-прежнему находится немало авторов, культивирующих самые невероятные идеи под видом социальных наук. Но, увы, и вполне вменяемые люди порой отказываются от использования знания в пользу романтической интерпретации. Происходит это либо от интеллектуальной усталости, либо от избытка эмоций.
Опускаясь на уровень романтизма при обсуждении комплекса религиозных, социальных и политических проблем, существующих в Западной Европе или в России, мы никак не способствуем разрешению противоречий, но потворствуем тем, кто использует "святую ненависть" как мобилизующую силу. Да, рост политического насилия и агрессивной пропаганды, в том числе имеющих под собой и исламскую почву, вызывает сильную эмоциональную реакцию. Не стоит уклоняться от рассмотрения этой острой и значимой проблемы из боязни обидеть мусульман, но в то же время такое обсуждение не должно порождать ответную неотрефлекcированную агрессию. Для этой агрессии оказываются приемлемыми даже такие примитивные формы, как роман Чудиновой, и общественная дискуссия скатывается на уровень боевика.
|
