Александр Щипков,
заместитель Главы ВРНС, председатель Комитета по культуре ВРНС
Выступление на заседании Комитета по культуре ВРНС
3 декабря 2019 года
Святейший Патриарх Кирилл, выступая на XXIII Всемирном русском народном соборе в октябре 2019 года, сказал, что "культура формирует модели социального поведения". С этой точки зрения нам совсем не безразлично, какая культура нас окружает, и какие социальные модели поведения формируются у нас, у наших детей. Театр – это часть культуры. Он выполняет важную социальную функцию, потому что традиционный русский театр – это место обработки литературного материала и его трансляция зрителю. Настоящий театр всегда литературо-центричен, я бы даже сказал, тексто-центричен. Но с середины XX века эта тексто-центричность театра начала разрушаться.
Ролан Барт в 1967 году пишет знаменитое эссе "Смерть автора". Это выражение становится главным постмодернистским лозунгом, который прочно прижился на почве русского театра.
Автор "умирает" – и складывается совершенно иная, неестественная ситуация. Автор отныне не властвует над умом и чувствами читателя, зрителя. Мы – молчаливые свидетели власти постановщика над автором, власти галериста над художником, власти продюсера над композитором. И, таким образом, постепенно наступает век интерпретации – тот век, в котором контекст важнее текста.
Да, это – главный лозунг постмодернизма: контекст важнее самого текста, а точнее самого смысла, который заложен в тексте. Связи между предметами важнее, чем сами предметы, важнее их ценностного смысла. Это главная тема структурализма середины XX века. Для структурализма главными стали не ценности и смыслы, а связи между ними. Описывая и изучая связи, структуралисты вытесняли ценности.
Постструктурализм шагнул ещё дальше, отвергая не только ценности, не только связи, но саму память о ценностях. И наступило время потери идентичности. Это время, в котором мы с вами сейчас находимся: время потери идентичности человека, общества, народа. Бодрийяр, Фуко, тот же Барт... модные в России философы – мы повторяем идеи, мы зависим от их взгляда на мир вообще и на мир искусства в частности.
Мы с женой пересекаем Фонтанку, заходим в ложу Большого драматического театра. Дают "Трех сестёр". Сколько раз мы перечитывали и пересматривали, переживая сквозную чеховскую тему сиротства и поиска "рая" – в Москву, в Москву... Человек слаб, грешен, и Чехов подталкивает его к поиску гармонии.
И что же мы видим, слышим? Шесть женщин, одновременно изображающие трех сестер находятся в состоянии истерики. Ничего кроме истерики. Истерика как имитация смысла, как имитация глубины чувств и ума. Имитация искренности. Имитации ценностей. Известны философские работы пятидесятилетней давности, посвященные "новой искренности". В России – пышным цветом сегодня. Интеллектуальный секонд хэнд...
Речь не только о театре. Нас захлестнула имитация социальной справедливости. Одна очень известная российская галерея очень-очень активно пропагандирует инклюзию. Инвалиды приглашаются в качестве экскурсоводов – это меняет лицо галереи. Много презентаций и разговоров об инклюзии.
Представители галереи заявили, что в год их посещает 800 тысяч человек. И тут же проговариваются: за четыре года галерею посетили 3500 инвалидов, то есть 875 человек в год. Это около 0,1% от общего числа посетителей. Напомню, что в России среди всех жителей – 7.6% инвалидов. Вот это и есть яркий пример "новой искренности", то есть имитации искренности и имитации социальной справедливости на площадке художественной галереи.
Главная цель нынешнего театра – это не зритель, не ценности, а пропускная способность. Художественные выставки спланированы точно также, как помещение магазина ИКЕА. Зайдите на выставку Поленова в Новую Третьяковку, и вы в этом убедитесь сами. Не хватает только указательных стрелок на полу. Царит атмосфера спешки – посетитель должен быстро получить "услугу" и освободить место для следующего "билета". "Пропускная способность театра" – звучит пугающе.
А что это за столь часто повторяемое понятие – "пространство"? Никогда не задумывались? Это очень важное понятие в постмодернисткой идеологии. Музейно-выставочное пространство. Театральное пространство. "Пространство" – это барьер между автором и зрителем. Это инструмент отрыва произведения от его автора. Это инструмент отрыва автора от читателя, зрителя. Тот кто владеет "пространством", тот диктует свои условия всей русской культуре. Властелин "пространства" – хозяин искусства. Диктатор. Захватчик.
По сути, "пространство" – это пустота. Но обратите внимание, как часто они употребляют это магическое слово, не имеющее ценностного наполнения. От "пространства" зависит судьба автора, судьба произведения, восприятие зрителя. "Пространство" главенствует в постструктуралистском мире мутной воды. "Пространство" нарушает передачу опыта. Опыта, передаваемого автором читателю и зрителю.
Нарушение передачи опыта приводит к нарушению передачи традиции. Потому что традиция – это не стиль, не эпоха. Традиция – это метод передачи культурного, социального, духовного, религиозного опыта народа. И театр, о котором мы сегодня говорим, тоже один из инструментов передачи нашей с вами традиции, нашей идентичности.
Почти всё, что сегодня мы видим на сценах наших театров, создается в методологии постструктурализма и постмодернизма. А не в методологии традиции. Остатки русского реалистического репертуарного театра из последних сил хватаются за соломинку традиции. Постструктуралисты их давят. Именно в этом и кроется главный конфликт сегодняшнего театра. Театр перестал передавать традицию.
Для русского народа главное – сохранение собственной идентичности. Театр – одна из возможных форм передачи и сохранения традиции от одного поколения к другому. И с этой точки зрения нам совсем не безразлично, какой театр есть у нас сегодня и какой будет завтра. Театр должен быть полезен своему народу.
