RELIGARE («РЕЛИГИЯ и СМИ») , religare.ru
|
22 июня 2018 Татьяна Ковалькова. О концепции "Бронзового века" Источник: http://russculture.ru/ НП "Русская Культура" Позволю себе немного общих замечаний для прояснения ситуации. За постперестроечное время успело уже устояться понятие "Бронзовый век русской литературы" и шире культуры. Школьниками пишутся рефераты, открываются новые имена, учёными разрабатываются самые разнообразные концепты под этим общим названием, политики и публицисты ради размежевания с оппонентами также взяли его на вооружение. И только художникам, чьё творчество, призвано олицетворять этот концепт, по правде сказать, до этого нет дела. Для хаотичного и потому живого культурно-литературного процесса, оно суть лишнее, превосходящее жизненные необходимости этого самого процесса, этакий бутерброд с икрой на столе три дня не евшего художника. Ему бы щец! то есть друга-слушателя, редактора-издателя и домработницу, чтобы тряпкой и щёлоком погоняла бы местных бесов из всех грязных углов, зажгла бы фитилёк символ тепла и света. Бронзовый век, как и Серебряный и Золотой нужен только читателю (зрителю), который отстаёт от писателя (художника) минимум на четверть века (идущие "с веком наравне" очень от него отстают). Сколько утекает воды в жизни творца за такое время! Вот и сам он другой, а его тексты передают свет былой, умершей в нём звезды. Он пишет иные тексты, посылая их в будущее. Художник обречён всё время умирать и возрождаться, умирать и возрождаться, как вечно воскресающий Дионис. Он не может стоять на месте, ибо остановка... поворот головы ...Лотта-Орфея-Одиссея... назад не равнозначен смерти, не прекращает жизни, но избавляет от дара. Остановиться значит потерять из вида ниточку пути, оглянуться значит утратить веру, а с ней и энергию движения. Итак, пребывая в напряжении и страхе всю жизнь, художник не имеет резерва времени думать о концептах. О них призваны думать философы и специалисты по текстам веды: литературоведы, искусствоведы, музыковеды любители и ценители состоявшейся формы. Однако, объективация возможна, когда процесс уже завершён. Но, поскольку он, по множеству субъективных ощущений, всплывает в своей актуальности то здесь, то там, субъективные его трактовки важны для выделения главных характеристик. Что же мыслители современности говорят о понятии "Бронзовый век", и какое отношение к нему имеет поэт Олег Охапкин? Начнём с конца. Простодушный по душе и мужественный по наружности, красивый лицом и телом Олег Охапкин, как правило производил в "приличном обществе" конфуз, то есть на латыни впечатление смешанное, запутанное. А поскольку обладал и невероятной энергией, то не слушать его было невозможно. И вот такой человек написал в 1975 году небольшую поэму "Бронзовый век" из совокупности разговоров на эту тему в ближнем круге. В ней он перечислил "бронзовых" поэтов: "Красовицкий, Ерёмин, Уфлянд, Глеб Горбовский, Соснора, Кушнер, Рейн да Найман, Иосиф Бродский, Дмитрий Бобышев да Охапкин, Ожиганов, Кривулин, Куприянов Борис да Виктор Ширали... Стратановский, кто же /Не вспомянет о них! Без них-то/ Было б грустно. Скажи, Сережа.../ Чейгин, Эрль... может. Лён иль кто-то/ Из других: Величанский, либо/ Кто ещё, но открыл ворота / Всей процессии. Всем спасибо". Понятно, что обозначенный таким образом круг знакомых между собою московских и ленинградских поэтов, не мог вместить всех живущих и творящих в советском культурном подполье авторов. А это Лианозовский и Южинский круг в Москве; круг Роальда Мандельштама и "Орден нищенствующих живописцев", позже поэты Малой Садовой в Ленинграде, и другие. Что же создавало именно этот круг?
"У Охапкина речь идёт о поэтах, которых коснулся Христос, – они вновь почувствовали Божье дыхание. Вернули жизни религиозную составляющую, которая была утрачена в декадансе, отвергнута в футуризме и тщательно замаскирована в советской литературе. Хотя после войны это чувство всколыхнулось. Легко заметить, что в этих "святцах" нет "официальной фронды", нет ни одного поэта Политеха. И это закономерно. Собственно именно Олег Охапкин и создал понятие Бронзового века, почувствовал его и дал ему название. Разумеется, всего этого недостаточно. Чтобы определить рамки явления профессионально, а не поэтически, нужен был кто-то, кто сумеет выйти за пределы поэтического цеха. Этим человеком и стал Слава Лён. Практически он оказал потомкам ту же услугу, которую когда-то оказал им и Николай Оцуп, застолбивший название соседней эпохи в своей статье "Серебряный век русской поэзии", впервые напечатанной в 1933 году в парижском журнале "Числа". Грандиозный резонанс – память о жертвах и мучениках войны и память о жертве Нового Завета – впервые осветило для меня всю суть Бронзового века как новой эпохи. Это было возвращение к моральным глубинам русской традиции, где всякая жертва – напоминание о Его жертве. Так зарастал исторический разрыв между традицией советской и дореволюционной, собирались воедино разные части народного тела. Это было возвращение к глубинным смыслам". (1) Такая трактовка Бронзового века Александра Щипкова находится в полном согласии с самоидентификацией в нём Олега Охапкина. Однако Охапкин идёт дальше.
И далее:
Речь молчания. Это вторая громадная тема, которая обозначена Олегом Охапкиным, как основная характеристика Бронзового века. Есть не мало глубоких работы на эту тему наших современников и филологических (2) и философских (3), не говоря уже о богословского-философском дискурсе Серебряного века, спровоцированном Владимиром Соловьёвым. Последователи Соловьёва обратились уже прямо к трудам Григория Паламы, разделившись на два, почти непримиримых, лагеря: софиологов – С.Булгаков, А.Лосев, П.Флоренский и неопатристов – В.Лосский, о. Георгия Флоровский, В.Эрн. Но поэзия тем и хороша, что избегает системы доказательств, имея её в интенции и передавая через образы и энергию слова. И если это принимать во внимание, как одну из основных характеристик поэзии Бронзового века, то в нём оказываются многие авторы, биографически не попавшие в "ближний круг" общения Охапкина и, до наоборот, выпадают из "бронзовых" многие в нём обозначенные. Так, например, в него попадает пригретый в Вологде поэт Михаил Сопин – аскетического, Шаламовского устроения; поэты и художники разгромленного в 1930-е годы круга Филонова и Стерлигова. А вот по лицеприятию разработчика теории Славы Лёна причисленные к "бронзовым" благополучные Бэлла Ахмадулина или Сергей Довлатов – явно из него выпадают. Здесь главное умерить своё жадное желание вместить всех творящих с 1953 по 1989 (2003?) – по классификации Лёна, в Бронзовый век. Непопадание туда вовсе не означает отсутствие таланта, но это авторы принадлежащие другим формациям, пока ещё не имеющим окончательного наименования. Но это тема не на одну исследовательскую работу. История возникновения, распространения и функционирования понятия "Бронзовый век" точно такая же, как и у понятий "Золотой" и "Серебренный" век. (4) Есть человек, который его придумал, есть следующий человек, который его систематизировал, и есть дальнейшее мифологическое (а потому многовариантное) бытование термина. Все имена хорошо известны. Здесь же хотелось бы остановиться на культурологическом аспекте этих понятий. Итак, Золотой век русской литературы (здесь и далее мы ограничимся всё же литературой) – это период первой трети XIX века, то есть, в отношении авторов от Пушкина до Тютчева. Это развитие на русской почве больших стилей – романтизма и реализма. Но, как Золотой (именно для русской культуры) век, он состоялся уже по завершении его творцами определённой работы: реформирования русского литературного языка, на котором они совершили прорыв национальной литературы (на тот момент уже с не менее 300-летней историей) на уровень общеевропейской (классической) литературы, ведущей свою генеалогию от литературы античной. Так появилась "русская классика", благодаря которой нас знает весь мир. Мы восприняли и освоили все коды европейской культуры, создав на их основе прекрасное здание чистейшей по искренности христианской культуры, в то время как в самой Европе христианство рационализировалось протестантизмом и теряло новизну откровения. И если это брать за главную характеристику Золотого века, то временные рамки – первая треть XIX века должна считаться местом её зарождения, а весь "век" считать законченным со смертью главного его пророка – Ф.М.Достоевского. Девятисотые годы того же XIX века – место зарождение века Серебренного. Его характеризует развитие последнего большого (то есть общего для всей Европейской цивилизации) стиля – модерн. Делает его таковым новое рождение нового языка, причём, не только литературного, но, благодаря бурной эпохе научных открытий – принципиально нового во всех сферах искусства. Этот "век" оказался кратким – всего два десятилетия, до Первой Мировой войны, нарушившей естественный ход развития искусства, но интенсивность мысли была таковой, что наработок хватило практически на целый календарный век развития. В отношении авторов: это время от Блока до Заболоцкого. Последнего можно считать междумирком. С него, по сути, начинается век Бронзовый. В этот период интерес к античному наследию был не столько стилистическим, как в Золотом веке, сколько духовным. Правомочно вполне назвать культурное явление века Серебренного русским Ренессансом (или Проторенессансом по концепции "Бронзового века" Натэллы Сперанской). В других образах: век Золотой назван веком Аполлонической Античности, век Серебренный – Дионисийской. Если тему развивать далее в этой системе координат, то Бронзовый век призван совместить опыт предыдущих эпох: "Известно, что на одном фронтоне Дельфийского храма был изображён Дионис и его фиас, в то время как на другом Аполлон в окружении своей свиты. Нам предстоит осуществить этот синтез, помыслить божественный союз, открыть новую страницу в истории великой русской философии и культуры. За Серебряным веком следует век Бронзовый, век союза Аполлона и Диониса, век Третьего Возрождения". (5) В символическом плане ожидание новой эры освоения Античности представляется и закономерным, и обнадёживающим. Однако, в первую очередь, речь вновь идёт о новом языке. Новые метафизики (это самоопределение философов Международного Евразийского движения) пребывают в ожидании Бронзового века, как Третьего Возрождения. Если к тексту "Теогонии" Гесиода относится, как к прикровенному изложению тайн мироздания (а не генеалогии языческих демонов, читай богов), то пять веков человечества (четыре по Овидию) предстают повторяющимися на каждом новом витке истории циклами. Этот постулат эпохи Античности на новом витке научного прогресса совпадает с открытием Дмитрия Михалевского фрактальности бытия на всех его уровнях. Обнаружив первоначально эти закономерности в сфере развития восприятия пространства и художественной формы, для объяснения этих закономерностей он ввёл понятия "парадигмы пространственной мерности" и "парадигмального цикла". "Онтоистория представляет собой циклическую развёртку парадигмального цикла на всё более высокие уровни бытия. Циклический процесс, развивающийся на нескольких уровнях, может быть описан как фрактал. В этом случае фрактал отличается от развития "по спирали" тем, что каждый предыдущий цикл развития оказывается первым этапом каждого следующего цикла. Прогресс сознания подчиняется тому же закону, что и эволюция всего живого: закону циклического повышения размерности. Также – циклически размерно – формируются социальные структуры общества. Также – через повышение размерностей – развивается морфогенез продуктов творческой деятельности человека и также выстраивается история развития Культуры, как пространства бытия души человека".(6) Открытая Дмитрием Михалевским закономерность внушает уверенность, что новый язык – литературный в частности – будет сформирован, из многих имеющихся наработок, в ближайшее время. Работа эта длится не одно десятилетие. Настолько давно (благодаря Андрею Платонову, обэриутам, хеленуктам и другим), что позволило уже в 1959 году появится на свет замечательному по своему литературному достоинству Манифесту Квалитизма (от англ. – quality – качество). По причине его краткости и важности реперных точек приведу его целиком:
В 1978 году Слава Лён в своём австрийском альманахе NRL опубликовал концепцию "Бронзового века русской культуры (1953 1989)". Далее, в монографии "Древо Русского Стиха" (1983) он зафиксировал более 50 "неподцензурных (подпольных) школ русского стиха Бронзового века в поле русской поэзии". Насколько каждая из них принадлежит Бронзовому веку – рассудит время. Составленная коллективом авторов – друзей Лёна поэтическая антология "Бронзовый век русской поэзии" вышла в свет лишь в 2013 году. (7) В 2014 году на первых Охапкинских чтениях в Петербурге квалитист и ре-цептуалист поэт Слава Лён публично признал, что авторство термина принадлежит Олегу Охапкину. Будучи единственным до этого момента толкователем этого понятия, он открыл тем самым путь к внимательному прочтению поэмы Олега Охапкина. Благодаря Охапкину понятие "Бронзовый век" обретает свою экзистенцию, выходит из под контроля тоталитарной системы придуманной Лёном. Согласно концепции Лёна, Бронзовый век отмечен четырьмя стиховыми системами (стимами): стима традиционного стиха стима квалитизма стима концепта стима верлибра (или "русский свободный стих" по Буричу). Непонятно только, почему это прерогатива Бронзового века? В веке Серебренном можно обнаружить те же тенденции, если поставить задачу поиска аналогов. С 2005 года стала активно продвигаться Лёном и Кувалдиным (возможно и другими) новая концепция – Ре-Цептуализма. Пунктов в манифесте Ре-Цептуализма всё время прибавляется (от 10 – по публикации в "Митином журнале", до 17 – в "ReceptART"). Но он неизменно начинается с артистической фразы Владимира Эрля: "Всё отменить!" А далее Ре-Цептуализм объявляется искусством Третьего тысячелетия, а заканчивается по разному: либо – "бессмертие обретается в знаке", либо – "искусство, как Бог, бессмертно". В середине, пунктом 9 значится: "Ре-Цептуализм отвергает искусство в "художественных образах", у-тверждая семиотическое искусство – в знаках и символах: язык иератур, сигнатур, символоров – язык Третьего тысячелетия (да здравствует Михаил Шварцман!). Один из авторов этого сборника литературовед и философ Александр Марков вполне убедительно соединил в сравнении "искусство в художественных образах" Охапкина и иературы Шварцмана, ибо ориентировался не на форму их произведений, а на содержание. Последуем же за его мудростью и прочтём поэму Олега Охапкина новыми глазами:
1. Щипков.А. Бронзовый век России. Взгляд из Тарусы. СПб.: Русская культура, 2015. 2. Веролайнен.М. Речь и молчание. Сюжеты и мифы русской словесности. Предисловие С. Г. Бочарова. СПб.:Амфора, 2003, 503 стр. // О.Сокурова. Слово в истории русской духовности и культуры. Предисловие Ю. К. Руденко – СПб.: СПбГУ, 2013. – 392 с. 3. Бибихин.В. Внутренняя форма слова. СПб.:Наука, 2008 420 с. // М.Михайлова. Эстетика молчания. Москва: Никея, 2011. 319 с. 4. Омри Ронен. Серебряный век как умысел и вымысел. М.: О.Г.И., 2000. 152 с. 5. Сперанская. Н. Дионис преследуемый. М.:Культурная революция, 2014. //Интернет статья "Русская античность", 2016. 6. Михалевский Д. Пространство и бытие. СПб.: Алетейя, 2017. С. 167. 7. Академия русского стиха: антология: [в 2 т.] / Мировая акад. рус. стиха (Нью-Йорк Париж Москва СПб.); [авт. идеи Слава Лен; сост.: Слава Лен, Валерий Мишин; ред. Тамара Буковская]. – СПб. : ВВМ (Бронзовый век русской поэзии), 2013. – Т. 1. 254, [2] с.: ил.; Т. 2. 255, [1] c.. |
РЕКЛАМА |