М.И. Тарасов,
кандидат филологических наук, преподаватель Смоленского государственного университета. В поисках слова и смысла Рецензия на книгу. Язык: Сборник статей о становлении русского дискурса Источник: "Ценности и смыслы", №3 (49), 2017. Стр. 129-134 Авторы философского сборника "Язык" http://shchipkov.ru/24005 следуют особой русской традиции – откликаться на события и ситуации общественной жизни сборником статей. Великие предшественники здесь "Вехи", "Смена вех", "Из-под глыб" и другие сборники.
Позиция, заявленная авторами, включает в себя намерение "говорить о политике поверх политики и вне политики". Этому принципу они следовали и ранее, в рамках первого и второго томов трилогии ("Перелом"[1] и "Плаха"[2]), выдерживается он и теперь, когда основной темой составивших сборник статей стал ЯЗЫК. Язык "работников идеологического фронта", язык церкви, язык интеллигенции и т.д. – словом, язык носителей социально значимого интеллектуального действия.
Авторы предостерегают: нынешняя спокойная идеологическая жизнь – результат временной "подморозки" мировой социально-политической ситуации. Скорее всего, это затишье перед бурей. В таких условиях представляется актуальным формулирование и продвижение идей, интуиций, фигур мысли, алгоритмов и аналитических решений, которые могли бы объединить мыслящую часть русского общества, позволить ей во всеоружии подойти к приближающемуся кризису действующих идеологических концепций. Кризису, который в условиях современной России фундируется растущим напряжением между двумя концепциями духовной жизни: модернистской (западнической) и традиционалистской (социал-патриотической).
 |
Говоря о нарастании кризисных явлений в области идеологического строительства, авторы не теряют общего оптимизма. Они уверены, что у народа России есть разум, силы и опыт, чтобы, как отмечено на страницах сборника, "в законной и цивилизованной форме реализовать свое право на демократию, верность традиции и социальную справедливость".
В качестве механизма перехода к новой государственной идеологии, а значит, и к новой внутренней политике, ориентированной на реальную демократию, традиционные ценности и социальную справедливость, авторы рассматривают не революцию, не бунт и не восстание, а то, что лингвисты называют сменой дискурса, сдвигом парадигмы общественного сознания – все эти явления отражаются в языке и осуществляется через язык.
Вот почему сквозной темой книги стал анализ ряда языковых явлений и речевых практик, в частности, анализ языка русской традиции как средства представления важнейших культурно-языковых смыслов национальной истории.
Исходная точка размышлений авторов "Языка" связана с констатацией усталости подавляющей части общества от риторики и идиоматики обезличенного либерального языка, все чаще воспринимающегося обществом как чужая речь.
Речь идет о "рыхлости", "обветшалости" базовых для этого языка концептов свободы слова, прав человека, гражданского общества и т.д., об их отрыве от референта в пространстве современного социума. Увы, с этим мнением трудно не согласиться: если энциклопедические определения "прав человека" говорят одно, а реальная жизнь утверждает, что человек, имеющий права – это человек далеко не всякий, а, скорее всего, применительно к России и постсоветскому пространству человек либерально настроенный, компрадорски ориентированный, чаще всего русофобствующий. Если же этот гипотетический персонаж посмел не проявить эти качества в должной мере, то и прав у него нет никаких. Понятно, что этот алогизм, возможно, представляющийся носителям либерального дискурса несущественным, на самом деле подтачивает существование всего либерального проекта в России и лишает доверия его адептов.
Понятийный аппарат неолиберальной модели общества невозможно исправить. Лучше бы, конечно, использовать собственную систему концептов, но здесь тоже есть определенные проблемы. Ведь даже сам термин "русский" не спешит утвердить в себе необходимое для актуальной социальной реальности конструктивное содержание. Об этом первая статья сборника – "Русский". Её автор В.А. Щипков и осторожно, и в то же время смело пытается обосновать наличие в термине "русский" того содержания, которое парадоксальным образом ясно на Западе, но не у нас. Там всех, кто имеет отношение к России, именуют "Russians", а в самой России до сих пор стесняются сказать ясно и определенно, что сначала ты русский, а уже потом мордвин, башкир или татарин. Интересно, что возможность этого тем вероятнее, чем культурнее носитель двух идентификаций. Вряд ли кто сможет сказать, что Булат Окуджава, Фазиль Искандер, Юлий Ким и многие другие – не русские писатели.
Основное содержание статьи "Русский" – анализ имеющихся концепций "русскости". Удивительно ценным во всех этих наблюдениях нам представляется последовательно высказываемое автором статьи мнение о неадекватности и архаичности представления русских (реального народа) в виде сообщества вечно гонимых неудачников, заведомо проигравших свою борьбу какому-то инфернальному существу – демону Запада. Бог даст, эта депрессивность в трактовке русских (и народа, и понятия) скоро рассеется.
В статье Е.А. Белжеларского "Большая война" поднимается проблема недостаточности, изначальной неадекватности материалу языка исторических описаний в рамках так называемого публичного историзма – общеупотребительной, а не строго научной модели национальной и европейской истории. Язык существующей в России публичной версии истории квалифицируется как "язык описания псевдоморфоз". Получается, если верить автору, что не исторический материал формирует текст об этом материале, а язык, его категориальная система претендует на формирование в умах читателя стоящей за текстом реальности. Этот феномен хорошо знаком лингвистам как теория языковой относительности Сепира-Уорфа, новое здесь, пожалуй, то, что "перетворение" реальности в языке оказывается не естественным и спонтанным, а политически ангажированным. "Язык исторических описаний русской истории XX века формирует и конституирует собственный предмет описания, погружая общественное сознание в хронический коллективный невроз по поводу собственного "ужасного", "кровавого", "абсурдного" прошлого". Причина такого положения дел видится автору в "генерализации либерально-позитивистского взгляда на историю". В связи с недостатками "старого" языка истории, утверждает он, необходим язык "новый", который разведет анализ и оценку исторического факта, даст слово современникам этих фактов и т.д.
Статья "Чужая речь" А.В. Щипкова посвящена анализу "либерального языка" уже не в области исторического исследования, а в области общеполитической полемики. Автор пишет о своеобразной диктатуре этого языка, о его способности превращаться в репрессивный инструментарий. В самом деле, если кто-то посмеет высказать в тех сферах общения, которые обслуживает либеральный язык (да что там говорить: в тех сферах общения, которые он подмял под себя) что-то нетривиальное, если кто-то искренний и честный (прямо вольтеровский Простодушный) осмелится, например, изменить "святые" правила либеральной лексической сочетаемости: назвать либеральное плохим, а нелиберальное хорошим, то на голову несчастного обрушится водопад негодования. Автор этих строк сам был свидетелем того, как на заре Перестройки, во время одной научной конференции, интеллигентные либералы-филологи в лучших традициях какого-нибудь партийного собрания сталинских времен хором и по очереди шипели на женщину – докладчика из провинции, которая осмелилась сказать, будто почвенническая публицистика XIX века была хороша в профессиональном отношении.
А.В. Щипков показывает основу такого порядка вещей – глубинную тоталитарность, догматичность и замкнутость либерального языка и, соответственно, либерального способа мышления. Во всем этом – приговор либеральному языку и мышлению, поскольку они оказываются неспособны адекватно структурировать социальную реальность. Пытаясь выйти из состояния неискренности, либеральный язык, как пишет автор, становится алогичным, склонным к политическому оксюморону: гуманитарные бомбардировки, позитивная дискриминация, принуждение к миру. За этим, т.е. за пришествием алогизма, автору видится упадок западного политического стиля.
Говоря о вещах глобальных, автор отмечает и такие любопытные частности либерального дискурса как его тяготение к выработке клишированных формул так называемого диасирмуса – необычайно простого, но странно действенного приема полемики: скажите оппоненту: "Какая чушь!", и он, скорее всего, смутится. Скажите тому, кто критикует "благословенный Запад": "А еще у них негров линчуют". И вы победили – победили тупенькой насмешкой, дезавуировав аргументы своего оппонента. На такие шутки надо отвечать не шутя, надо гнуть свою линию, а это сложно, так как одно дело защищать святое, а другое – осмеянное. Или доводить до логического завершения модальность такого иррационального, "дословного" высказывания. Например, ответ на фразу, предваряемую расхожей формулой "Не все так просто", девальвирующей любую рациональную аргументацию, может начинаться со слов "На самом деле все еще сложнее".
В статье подробно рассматривается ряд таких квазилогических практик, свойственных носителям либерального дискурса, а потому она может быть руководством по защите от них.
Статья А.Б. Рогозянского "Освобождение традиции" содержит размышления о самобытности русской философской ауторефлексии. В ней, в частности, рассматривается возможность отказа от заимствованной терминологии рационализма и позитивизма при описании русской духовной жизни и необходимость опоры в этом деле на собственные духовные практики. Полезно, по его мнению, уйти от "наивно-самоуверенного картезианства, в рамках которого автономный субъект, действуя в типично позитивистском ключе, "объективно познает вещи". Вместе с тем автор предостерегает и от стереотипного идеологического прочтения национальной традиции. Для этого необходимо дистанцироваться как от "позитивистских", так и от "романтических" стереотипов, также "не представляется целесообразным линейное рассечение отечественной истории на Россию "до Петра" и "после Петра", царскую и большевицкую". Лишь при соблюдении этих условий возможна, по мнению автора, "аутентификация: скрупулезная расчистка "иконы русской жизни", вживание, вчувствование в ее характерный образ".
В статье Д.А. Полковникова "Язык церкви" современность описывается как состояние нового варварства. Отсюда язык церкви видится автору как средство ведения диалога между верующей и разнородной, в том числе и несущей это новое варварство частью нашего общества. Автор в связи с этим предлагает концепцию языка церкви как системы, организованной по принципу центр – периферия. Центральная часть языка церкви должна, по его мнению, опираться на язык философии – эсперанто в мире идеологии, на периферии же церковного дискурса религиозные смыслы должны транслироваться в духе актуальных лингвистических концепций – теории неразложимых семантических единиц А. Вежбицкой, теории поверхностных и глубинных синтаксических структур Н. Хомского и др. Иначе говоря, если мы правильно поняли автора, он ратует за возможно более простое и элементарное по стилю изложение церковных идей для "людей непосвященных". Отметим, что подобные мысли высказывались еще Блаженным Августином в его "Христианской науке".
В статье Н.А. Пиотровского "Прямое высказывание" констатируется завершение эпохи непрямого высказывания в культуре, завершение эпохи подтекста, когда основное содержание художественного произведения, его посыл требовалось расшифровать, вывести из зримого артефакта путем логических умозаключений, аргументами которых должны являться знания художественной ситуации, всего того, что составляет фон художественного творчества, но не его суть. Итог рассуждений автора состоит в призыве называть вещи своими именами, использовать прямое высказывание – то высказывание, которое обеспечит и правильное отражение в художественном артефакте фактов бытия, и правильное их восприятие людьми.
Авторы сборника – единомышленники в своем отрицании навязываемых интеллектуальных форм позднего модерна. Вместе с тем, они не во всем, очевидно, совпадают во взглядах. В этом здоровая полемичность книги, увлекающая читателя, как увлекает его элегантность выдвинутых концепций, их оригинальность и яркость изложения. Главное же достоинство и ценность сборника "Язык" состоит в попытке "повернуть стрелку", направить локомотив русской мысли, русского интеллектуального поиска на его собственную дорогу, оградить его от необходимости скрипеть и дрожать на чужих и чуждых узеньких колеях... По крайней мере, способствовать этому. Хочется верить, что благодаря таким книгам локомотив русской мысли пойдет не назад, а только вперед по своему – лучшему, много лучшему, чем у наших соседей и контрагентов – пути.
[1] Перелом: Сборник статей о справедливости традиции/ ред.-сост. А.В. Щипков – М, ПРОБЕЛ-2000,2013. – 176 с. – ISBN 978-5-98604-382-1
[2] Плаха. 1917 – 2017: Сборник статей о русской идентичности / ред.-сост. А.В. Щипков – М, ПРОБЕЛ-2000,2015. – 216 с. – ISBN 978-5-98604-506-1
|
