"Плаха – это русский аналог Холокоста" Интервью Александра Щипкова к выходу сборника статей о русской идентичности "ПЛАХА. 1917−2017" 2 ноября в 13:00 в МИА Новости состоялась презентация Сборника статей о русской идентичности "Плаха. 1917−2017".
Как и ее предшественник "Перелом", выпущенный в 2013 году, "Плаха" продолжает традицию дореволюционных "Вех". Данный жанр предполагает "политику вне политики" – откровенные размышления о судьбах страны, затрагивающие все болевые точки общественного сознания. Об этом подробно говорит составитель сборника "Плаха", политолог, директор Московского центра социальных исследований Александр Щипков.
"СП": – Александр Владимирович, подзаголовок к "Плахе" – сборник статей о русской идентичности – прямо указывает на тематику всей книги. А что означает датировка: 1917−2017? Ведь до столетия Великой Русской Революции ещё два года.
– В 2017 году вся мощь западной пропаганды обрушится на Россию. И в очередной раз будет доказывать, что мы – "империя зла" и прочее. Нужно не ждать, а самим начинать осмысление своей истории. Осмысление через преодоление стереотипов о русских и о гражданском противостоянии русских против русских.
"СП": – Это вторая по счету книжка в вашем проекте. Первая – "Перелом" вышла два года назад, за это время много воды утекло. Пришло время пересмотреть какие-то позиции?
– Я не могу отвечать за других авторов. Мы следуем традиции "Вех", но в "Переломе" и "Плахе" нет какой-то единой идеологии, авторы не всегда совпадают в оценках, хотя работают в рамках одной повестки. Например, тексты Сергея Черняховского и Дмитрия Бабича, различны уже на уровне базовой терминологии. Для одного сегодняшний либеральный авторитаризм – это продолжение большевизма, "правый большевизм". Другой уверен, что реальный патриотизм невозможен без коммунистических ценностей. Это я назвал самых "полярных" авторов.
"СП": – Как же они у вас уживаются под одной обложкой?
– Будучи составителем сборника, я выбрал подход, при котором его название и тематические рамки не были известны никому из авторов вплоть до его отправки в типографию. Также я скорректировал некоторые названия для более четкого структурирования сборника. В текстах уже упомянутых мною Черняховского ("Белое и красное") и Бабича ("Красное и белое") рассматриваются вопросы отношения к коммунистической идее в современных условиях, которое, на мой сугубо личный взгляд, должно быть избирательным, без тотального отрицания и безоглядной апологетики. В каком-то смысле "ответом" на полярные позиции авторов можно считать "Похищение советской идентичности" и "Похищение русской идентичности", написанные соответственно Виталием Третьяковым и мною.
Речь идет о том, что это гражданское противостояние начала ХХ века должно стать историческим реликтом, уступив место осознанию более актуальных исторических вызовов, иначе мы рискуем опять расколоть общество и закончить национальным поражением в нынешней ситуации. Смысл современной повестки дня – в переходе от приоритета идеологии к приоритету идентичности, и как бы мы не относились к этой ситуации, она создана не нами. Главная национальная проблема сегодня – разрушение русской идентичности. Причем продолжается оно как раз в тот момент, когда национальный и конфессиональный факторы в политике начинают играть все более заметную роль.
Главной угрозой национальной идентичности я считаю украинский вызов и предостерегаю от попыток "приручить" киевский неофашистский проект. В статье Аркадия Малера "Дехристианизация" излагается христианское понимание свободы – едва ли не единственной концепции, которая, на мой взгляд, способна сегодня противостоять неолиберальной реакции. Анализ современного неолиберализма, который из экономической и политической теории давно превратился в тотальную доктрину ("геокультурную норму"), дан в статье Евгения Белжеларского "Распад либеральной идентичности". А замыкает сборник моя статья "Русофобия", где я предлагаю переосмысление проблемы, выводящее ее из узких рамок внутренних межнациональных конфликтов на уровень глубинных социальных и политических проблем.
Такой принцип формирования сборника "Плаха" дал на выходе спонтанное, не подготовленное полемикой и непредсказуемое столкновение идей. Нас объединяет не идеология, а повестка. Авторы считывают одни и те же вызовы, но по-разному реагируют на них. Правда, современная социальная система подвергается критике у всех, но критика основана на разных предпосылках.
"СП": – Вы продолжите свой проект, или остановитесь на "Плахе"?
– К концу 2016 года я планирую выпустить третий заключительный сборник этого проекта. Первый сборник "Перелом" отвечал на вопрос "ЧТО"? В нем шла речь о сохранении традиции и справедливости как основополагающих принципах русского самосознания. Нынешний сборник "Плаха" пытается ответить на вопрос "КТО"? Кто сохранит эту традицию? Сохранится ли сам носитель этой традиции? Третий сборник будет посвящен вопросу "КАК"? А как сохранять? Каков механизм? Каковы действия?
"СП": – Почему выбрали такое мрачное название – "Плаха"?
– В сборнике много сквозных тем, но тема геноцида русских сейчас самая болезненная, отсюда и название. Плаха – это русский аналог Холокоста. Сегодня уже очевидно, что русские в ХХ веке на коротком историческом отрезке повторили отдельные аспекты судьбы еврейского народа. Можно и нужно говорить о русских как о самом крупном из разделенных народов, о его частичном рассеянии на просторах бывшего СНГ (ср. еврейское "галут" – "изгнание", "рассеяние"), апогеем которого стал украинский сюжет. А также о геноциде, которому русские и дружественные нам народы СССР подверглись в ходе этнической войны 1941−1945 годов. Гитлер и его окружение выполняли план Прусского комитета по "внутренней колонизации", который был разработан задолго до прихода Гитлера к власти и учтен в рамках плана "Ост". Хотя начать историю русской Плахи следует все-таки с Первой мировой войны, когда австрийские власти гноили галисийских русинов (православных и русскоязычных) за их пророссийские симпатии в лагерях смерти Талергофе и Терезине.
"СП": – Это сходство трагедий двух народов, а в чем различие?
– Их несколько, но самое важное различие в том, что евреи уже пережили свою Катастрофу, а русские продолжают ее переживать. Украина получила в 1991-м независимость и свободно вышла из состава СССР, но отказала в аналогичном праве русским Новороссии в 2014-м, после чего "украинизация" приобрела характер массовых убийств мирного населения. "Русская весна" и крымский сюжет – это попытки остановить процесс уничтожения, но он не остановлен. На повестке дня – окончательное решение русского вопроса вначале на Украине, а потом и в самой России. В дальней перспективе это грозит исчезновением русских как нации, как политического субъекта.
"СП": – Что вы имеете в виду?
– Украинцы, за исключением галичан – бывшие русские (малороссы). В среде украинской интеллигенции не принято называть нас русскими – называют либо россиянами, либо "совками". То есть мы как бы не русские, а только советские. Примечательно, однако, что при всем своем антисоветизме национально унитарная украинская империя хотела бы сохраниться все-таки в советских границах, в границах УССР.
"СП": – Это реально?
– Украина представляет собой лоскутное одеяло, сшитое из разных наций наподобие исторической Австро-Венгрии. Удержать это пространство как единое целое можно только террором. Это может длиться долго, если сидеть на кредитной игле МВФ.
"СП": – Значит, война идет за территории?
– Не только. Это еще и война за традицию. "Украина – не Россия" – лозунг переходного периода. Сегодня жестко заточенные под пропаганду украинские СМИ внедряют в головы населению миф, согласно которому украинцы – и есть "настоящие русские", "белая раса князя Ярослава", а москали суть ордынцы или монголоиды, но точно не "русские". Это и есть война за традицию и идентичность. Главная наша беда заключается в том, что мы плохо понимаем ситуацию. Никак не можем поверить, что находимся в состоянии войны, которая ведется не одними танками и автоматами. Для многих в России это до сих пор "смута в соседней стране", а не геноцид русского населения. Протрезвление наступит неизбежно, но может сильно запоздать. Непонимание реалий войны войну не исключает, но исключает победу.
"СП": – Можно немного конкретизировать?
– Исторически существование Украины в качестве альтернативного русского проекта означает распад единой России и наоборот. Потому что не может быть две страны русских с одной традицией, но враждебными идентичностями, это нонсенс. Вот почему русофобия – главная экспортная статья Украины.
"СП": – Это на Украине, а в России?
– А в России идет незаметная политическая украинизация российского публичного пространства. Набирают силу идеи социал-расизма, избавления от социально лишних, разговоры на тему "цивилизационных стандартов" и служения универсальным ценностям неолиберализма, дехристианизация. Продолжаются попытки уровнять фашизм и коммунизм и провести "десоветизацию". Процесс украинизации общества давно уже перешагнул границы Украины.
"СП": – И все будет как в "незалежной"?
– Кроме одного: национальное большинство превратится в меньшинство, в маргинальное сообщество, а либеральная идентичность станет обязательной для всех. Вместо Дня Победы нас заставят праздновать день примирения с фашизмом, а ношение георгиевской ленты будет считаться проявлением ксенофобии. Людей с этой символикой объявят сталинистами, стремящимися переписать англо-американские стандарты истории. Еще через поколение речь пойдет о том, что "третий рейх" был жертвой русской агрессии, а англичане, американцы, поляки и украинцы спасли нацистов от "красной чумы".
"СП": – Почему вы называете все это "украинизацией"?
– В национальном плане русских украинизируют на Украине, в местах компактного проживания. Когда же я говорю о России – я имею ввиду политическую украинизацию. В связи с этими тревожными процессами мы говорим о похищении русской идентичности, о дерусификации. Другая проблема – похищение советской идентичности, стремление расколоть нацию, расщепив ее как целое, устранив из русской традиции советский элемент и противопоставив его "русскому". Об этом в "Плахе" обстоятельно рассуждает Виталий Третьяков.
"СП": – К чему это ведет?
– Виталий Товиевич показывает, что в случае с советскостью раскол происходит не в пространстве, а во времени, но и это тоже разрыв традиции. Такой же разрыв имел место в период церковного Раскола – церковно-религиозная сфера тогда была ключевой. Расколотое общество дезориентировано, люди видят врагов друг в друге и не могут сопротивляться реальному противнику. А если пытаются, их ломают через колено, как это было сделано в 1993-м году. На самом-то деле цели общественного строительства (советский социализм) и коллективного спасения (соборность) – это расходящиеся вариации на одну и ту же тему.
Режимы и правительства приходят и уходят, секулярность и религиозность сменяют друг друга в самых причудливых формах, идеология меняет знаки, а эсхатологическая и эгалитарная неовизантийская матрица остаётся в исторической памяти. Она – неделимое целое. Крещение Руси, преодоление Смутного времени, Победа 1945-го года, возвращение Херсонеса и Севастополя в 2014-м – всё это интегрирующие смыслы единой русской истории. И эти элементы русского национального дискурса сегодня чаще всего попадают под удар.
"СП": – О внешней политике мы уже сказали, а что можно противопоставить внутреннему нажиму на русскую идентичность?
– Во-первых, безусловный запрет любых проявлений фашизма, в том числе социал-фашизма, а не только ИГИЛ* и "Правого сектора" **. Во-вторых, важную роль мог бы сыграть проект Закона о национальном примирении. Пришло время прекратить исторические распри верующих и атеистов, староверов и православных, представителей бывших "белых" и "красных". Забыв историческую гордыню, поклонники советского и дореволюционного периода должны объединиться перед общими вызовами. Ведь сегодня это вопрос сохранения национальной субъектности. Третье. Два года назад я писал о конце эпохи политических симуляций – конце псевдоопозиционности, псевдодержавности, псевдогражданственности, бесконечных "ребрендингов" и "апгрейдов".
Сегодня время реальной политики действительно пришло, но Россия пока не сделала свой выбор. Мы продолжаем жить в мире симулякров и политтехнологий, а не ответственных решений. Мы живем в атмосфере идеологического вакуума и, как рыбы, хватаем воздух ртом. Любой намек на идеологию за исключением либеральной пресекается. К советской идеологии было много серьезных и справедливых претензий. Но сейчас нет ни плохой, ни хорошей – никакой. Так жить нельзя. Управление страной как большой корпорацией – это утопия. Без сакрального начала конструкция неизбежно рассыпается.
"СП": – У нас теперь много говорят о евразийстве, о евразийской цивилизации.
– Я это все называю "мультикультурализмом для державников". Евразийство – умозрительная конструкция, не имеющая отношения к исторической действительности. Кстати, вопреки распространенному стереотипу, Лев Гумилев – действительно серьезная фигура, никогда евразийцем себя не считал и не был им. Вот вы поинтересуйтесь, в каком историческом контексте изучают Россию, скажем, в Оксфорде и Гарварде. В евразийском? Как бы не так.
"СП": – В каком же?
– В византийском. А у нас почему-то само это слово стало бранным, как и слово "русский" в 90-е. Что такое Россия? Восточно-европейская страна с христианским социокультурным базисом, наследующая его в форме византийской традиции. Это означает, что сегодня России необходимо культивировать самообраз "другой Европы", а не некоего центра евразийского консенсуса.
Советский проект многонациональной страны вписывался именно в эту историческую матрицу – насколько успешно, другой вопрос. А теперь это выжженная земля, наполненная псевдоисторическими фантомами. Западническими, "евразийскими" и прочими.
"СП": – Как это ощущается на обывательско-бытовом уровне?
– Как эрозия социального пространства. Платное образование и новая сословность, ювенальные технологии и трансгуманизм, наступление на интересы семьи, на социальные права, атаки на православие, бесконечная "десоветизация" и попытки расколоть общество – вот негативная динамика сегодняшнего дня в России. Привычные нам понятия "реформа", "реакция", "заморозки", "оттепели", "модернизация" уже не отражают, не схватывают реальные общественные процессы. Они обнаруживают семантическую пустоту. Общество чувствует, что эти термины-заклинания – пустышки, но не может вырваться из-под их власти. А времени на то, чтобы вырваться, не так много: мы в ситуации исторического цейтнота.
"СП": – Что будет, когда это время истечет?
– Колониально-ростовщическая система уперлась в потолок своего развития. На смену ей идет эпоха новых национальных и религиозных проектов, резко повышается спрос на идентичности. А наша идентичность до сих пор размыта. Отсюда отсутствие исторической перспективы и вакуум идеологии. Или Россия предложит миру свой культурный и политический проект или перестанет существовать как целое. Без проекта такое огромное пространство и 150 млн. населения не могут сохраниться как целостность в условиях жестокого мирового кризиса. Без проекта невозможно достойно ответить на вызовы. Нация либо вновь обретёт себя, либо начнётся её необратимый распад.
* Движение "Исламское государство" (ИГ, ИГИЛ) решением Верховного суда РФ от 29 декабря 2014 года было признано террористической организацией, ее деятельность на территории России запрещена.
** Организация "Правый сектор" признана экстремистской и запрещена в России решением Верховного суда РФ от 17 ноября 2014 г. Источник: Свободная пресса
|
