Александр Щипков Без пафоса и обид Недавно первому заместителю министра культуры России Владимиру Аристархову случилось выступить с критикой "Золотой маски". Она считается наиболее престижным и привилегированным театральным фестивалем в России. Владимир Аристархов поставил в вину его администрации тот факт, что фестиваль "системно поддерживает постановки, которые очевидно противоречат нравственным нормам, очевидно провоцируют общество, очевидно содержат элементы русофобии, презрение к истории нашей страны и сознательно выходят за нравственные рамки".
Руководство фестиваля отреагировало на удивление болезненно и сразу же опубликовало открытое письмо, общий смысл которого был примерно следующим: замминистра недооценивает заслуги фестиваля, он неправильно адресовал упрёки. "Мы ничего не выпускаем, не ставим спектакли, – считает нужным подчеркнуть генеральный директор "Золотой маски" Мария Ревякина. – Мы выступаем организатором смотра". И наконец, следовала ссылка на угрозу раскола в театральной среде.
Последний пункт выглядит явным преувеличением, но удивляет другое: крайне нервная реакция на замечания Владимира Аристархова. Те немногие театральные критики, которые сегодня ещё позволяют себе иметь суждение, отличное от общекорпоративного, неоднократно высказывались примерно в том же духе. Разве что слово "русофобия" не произносилось, а скорее подразумевалось. Но тут причина в том, что в обиход официальных лиц оно вошло не очень давно, а до последнего времени в отличие от "исламофобии" или "американофобии" почему-то считалось не вполне корректным и не очень желательным, и эта фигура умолчания вызывала множество недоразумений, недомолвок и превратностей. Сейчас ситуация выровнялась, и слава богу.
Так вот все эти нарекания звучали в адрес режиссёров, театров и фестивалей неоднократно. Расколы и скандалы тоже случались.
Например, далеко не всем нравилась "Жизнь с идиотом" Ерофеева–Шнитке, которая в своё время была признана лучшей оперой России, – и критики наперебой писали, что это, "конечно, весьма символично". Можно вспомнить и циклопическую версию "Аиды" Дмитрия Чернякова с массовкой в 2000 человек, темой войны и толстым "чеченским следом". Ну и, разумеется, с соответствующим степени разработанности темы бюджетом.
А ещё приходит на память версия "Евгения Онегина", из-за которой разругалась с ГАБТом покойная Галина Вишневская, некогда исполнявшая партию Татьяны. "До конца своих дней я не избавлюсь от стыда за своё присутствие при публичном осквернении наших национальных святынь", – написала Галина Вишневская в открытом письме гендиректору Большого. И отказалась справлять в ГАБТе свой юбилей... Вот тогда, насколько я помню, никто не сетовал на угрозу раскола в театральной среде. Напротив, казалось, что наиболее "продвинутых" авторов театрального процесса такая перспектива даже радует. А тут несколько общих слов замминистра – и уже неподдельный испуг на лицах. Жизнь полна парадоксов.
Иными словами, получается, что яблоком раздора в ситуации с "Золотой маской" служит не та или иная постановка, а само право и возможность замминистра выступать с критикой фестиваля. То есть концепция постановки может быть любой, а вот критика нежелательна. Копья ломаются вокруг права на критику и выбора жанра высказывания.
Разумеется, право на публичную критику у министра есть, и не только по общегражданским соображениям, но и потому, что фестиваль находится на государственном финансировании: с 2002 года генеральным спонсором "Золотой маски" является Сбербанк России. А раз так, значит, имеют место стандартные отношения "заказчик – подрядчик". И если конечный продукт заказчика не удовлетворяет, то он вправе расторгнуть контракт, ничего не объясняя или же объясняя – это по желанию.
По-видимому, глубинная подоплёка конфликта в следующем. Отдельные культур-менеджеры очень хотят, чтобы театральное пространство рассматривалось обществом в советской парадигме, когда критиковать означало "запрещать" и "не пущать". Но с нынешними бюджетами и свободой действий режиссёров это, конечно, нонсенс. В СССР существовала монополия государства на культуру и любое неодобрение автоматически превращалось в зажим. Но нынешняя ситуация астрономически далека от советской. Существует огромное число мероприятий с частными спонсорами, и свои представления о красоте и истине всегда можно реализовать на опекаемых ими площадках. Поэтому свободы глас да не устанет звучать. Но, по-видимому, камень преткновения всё-таки в другом. А именно, в желании осваивать казённые бюджеты, не беря никаких обязательств взамен. Спору нет, это соблазнительная ситуация, когда всё, включая скандалы и бесконечную "актуализацию" классических сюжетов (один и тот же заезженный приём, давно переставший быть новаторским) – например, такую, при которой Онегин и Ленский дерутся пивными кружками, – режиссёры могут делать за государственный счёт, а фестивали – чествовать их достижения.
Но это противоречит законам здравого смысла. Где в природе что-то прибавляется, там что-то другое, согласно Ломоносову–Лавуазье, убавляется. Или – если перевести сказанное в моральный план – уменьшение ответственности влечёт за собой уменьшение свободы и наоборот.
Государство же не просто имеет право, оно обязано формировать свою культурную политику, в противном случае это просто не государство. Разумеется, используя при этом метод пряника, а не кнута. Так ведь об этом и речь. Разве не о переводе культуры на самоокупаемость и спонсорство шла речь все эти годы? Государство такой же спонсор, как и остальные, и имеет право выбирать направления финансирования. Поэтому обиды здесь неуместны. Просто назовём это целевыми инвестициями в культуру и обойдёмся без излишнего пафоса. Источник: Литературная Газета
|
