Жанна Васильева Тихий свет Выходит книга, посвященная памяти Юрия Холдина Источник: Российская газета В конце лета Фонд "Фрески Руси" выпускает книгу "Много званых...", посвященную памяти Юрия Холдина, фотографа, художника, мастера. Сильный и цельный человек, он подчинил свой талант смиренной цели – передать красу и мудрость фресок Ферапонтова монастыря, писанных Дионисием в конце XV века, средствами фотографического искусства.
Благодаря Юрию Холдину и его жене и соавтору Екатерине Даниловой стала возможна встреча с фресками Дионисия в новом веке. Фолиант "Сквозь пелену пяти веков", подготовленный и изданный ими к 500-летию фресок Дионисия в 2002 г., получил Всероссийскую премию в номинации "Событие года".В книгу "Много званых..." вошли несколько фотографических серий Юрия Холдина, в том числе посвященные Соловкам, а также воспоминания и статьи Екатерины Даниловой поэтов Юрия Кублановского, Ольги Седаковой и др. "РГ" публикует фрагмент эссе Ольги Седаковой из книги "Много званых...".
Прямая речь
Ольга Седакова поэт, эссеист, филолог:
-О чистоте и очищении сердца, как о даре, просит Псалмопевец ("Сердце чисто созижди во мне, Боже") и бесчисленные авторы литургических молитв и песнопений.(...)
Это закон построения литургических песнопений Ему следует и "Акафист Пресвятой Богородице", положенный в основу ферапонтовских фресок Дионисия.
Он еще усилен тем, что каждый из обращенных к Богородице стихов начинается ангельским приветствием: "Радуйся!" Прямой смысл этих слов мы переживаем сильнее, поскольку такое – греческое – традиционное приветствие при встрече ("Хайре!") для русского языка непривычно. Мы желаем в этом случае не радости, как греки, а здоровья, как римляне (здравствуй! – аve!), также в библейской традиции, приветствуя, желают мира (мир вам!), а в грузинской – победы (побеждай!). И это слово встречи, "Радуйся!", составляет смысловой грунт, по которому пишутся все другие слова песнопения. Его – за всеми сюжетами – передает письмо Дионисия. Мы видим это "Радуйся!" в его цветах, линейности, композиции(...)
Гениальность трудов Юрия Холдина в том, что именно свет он сделал главной задачей своей работы с Дионисием. Он позволил нам увидеть этот видимо-невидимый, говорящий в молчании свет, который не передают самые блестящие цветные фотографии фресок в альбомах и который мы можем не увидеть даже "на месте", посещая храм Ферапонтова. Потому что, для того чтобы его увидеть, мало оптических глаз – нужен еще и тот орган восприятия, который старые книжники называли "очами ума" или "очами сердца". Мы слишком мало постарались, чтобы открыть в себе эти глаза. Юрий Холдин сделал шаг за нас – он подвел нас ближе к этому тихому свечению. На его фотоработах этого уже нельзя не заметить. Мы видим в них световую глубину образов. Она отвечает тому словесному смысловому фону Акафиста – приветствию "Радуйся!", – о котором шла речь в начале.
Я не говорю уже о том, что множество вещей и в самом простом смысле Юрий Холдин перевел для нас из невидимого в видимое. (...) В храме мы чувствуем присутствие множества изображений, которых никогда не разглядим и не свяжем между собой. Они окружают нас, смотрят сверху, но по-настоящему видимыми не становятся. Это отчасти невидимый зрительный хор. Похожим образом в многоголосой музыке наш слух воспринимает только присутствие многих мелодических линий, не будучи в силах проследить их одновременно по отдельности. (...)
Если мы сравним фотографию Юрия Холдина с привычным для нас способом представления тех же (и других) фресок в альбомах, то первое, что приходит в голову: они дышат! Привычные фотографии создают впечатление непроницаемой поверхности, гладкого одномерного мира. В фотографию Холдина входит живая глубина: в эту глубину погружены цвета и очертания изображений, они то уходят в ее даль, то приближаются – они внутренне не статичны. Говоря об иконописи, обычно начинают (а часто и кончают) ее перспективным анализом, отличием от прямой перспективы. Но это далеко не все. Иконное письмо не плоско: в нем есть глубина, которая достигается не линейной перспективой (прямой или обратной), а этим всеприсутствием и разнообразной жизнью света.
Он прячет и открывает, сближает и удаляет, выдвигает вперед и отводит назад изображения и цвета.
Одним из символов современности можно считать глянцевую плоскость монотонно и агрессивно отражающую свет. Глянец, пластик, ламинирование...
За эту гладкую плоскость свет и воздух не проникнут, она отражает их, как щит. Это больше, чем зрительный – это смысловой образ. Так построены и актуальные "смыслы" информативной эпохи. Дионисий в передаче Юрия Холдина открывает возможность другой поверхности, шероховатой, впускающей, приберегающей и излучающей смысл, как поверхность жемчуга, а не отграненного отполированного камня.
Это свет щадящий. Пропитанная им цветопись храма, его цветовая сумма предельно милостива к нашему зрению. И вместе с тем она не позволяет ему расслабиться, утонуть в приятных ощущениях, как бывает с туманными акварелями. Тихо, но сильно и ясно. И нельзя упустить ни одной частности: все имеет смысл, и смыслов очень много, и они друг друга толкуют. Потому что это мудрый свет, как уже говорилось, "свет разума", свет Премудрости.
То, что физическим прообразом умного света для Дионисия был свет северных небес, несомненно, значимо, и Юрий Холдин дает это ощутить. Южный свет преобразился бы в нечто другое.
В заглавие этих заметок я взяла слова молитвы церковного богослужения "Свете тихий". Она переведена с греческого. Славянское "тихий" передает греческое "хиларос": радостный, мирный, не несущий в себе угрозы.
Славянский перевод добавил в это определение Света (речь идет о Христе) – или усилил в нем значение тишины. Я думаю, что этот тихий свет, молчаливая слава – особый дар русской культуры. В золотой век нашей иконописи он открылся во всей своей силе в письме преподобного Андрея Рублева и Дионисия.(...). Отсветы его можно увидеть в разных произведениях позднейших эпох. Нам остается надеяться, что он все же не покинет нашу землю, на которой слишком многое прямо противоположно и враждебно ему. Обещание этого можно увидеть в подвижнической работе Юрия Холдина: она представляет собой не напоминание о былых сокровищах, но новое и неожиданное явление того же "тихого света".
|
