Протоиерей Всеволод Чаплин Пусть история рассудит Настоящая статья была представлена в "Российскую
газету" в конце мая этого года как вклад в дискуссию о месте религии в
жизни общества, начатую публикациями Андрея Кончаловского, диакона Андрея
Кураева и Кшиштофа Занусси. Несмотря на многократные заверения редакции о том,
что текст пока не публикуется лишь по техническим причинам и будет опубликован
позднее, сегодня поступила информация, что руководством газеты принято решение
вовсе не публиковать статью автора, ответственного в Церкви за поднимаемый в
ней круг вопросов.
Очень рад тому, что вопросы веры и неверия, взаимосвязи
религии и общественной жизни серьезно обсуждаются в "Российской газете".
Признателен Андрею Кончаловскому за честный текст, спровоцировавший дискуссию,
Кшиштофу Занусси и отцу Андрею Кураеву – за ее развитие через христианские
ответы, читателям газеты – за заинтересованные, подчас эмоциональные, но почти
всегда корректные отклики.
Накал дискуссии не случаен. Ведь на самом деле мы говорим
о главном: о том, как будет устроена жизнь общества и что при этом для нас
значит понятие конечной истины, которая, по крайней мере, с точки зрения
верующего человека, всегда одна. Да, нас настойчиво призывают жить в мире
плюрализма правд, но на самом деле даже самый последовательный постмодернист
понимает: если нет двух правд в судебном процессе или в математике, то вряд ли
могут они ужиться и в мировоззренческом споре.
Говорить о духовных и идейных основах жизни общества
гораздо более важно, чем об экономических или политических "приоритетах"
момента. Нашу судьбу решают не они. Политику и экономику по большому счету определяют
тоже не они, а мировоззрение. Даже мелкий с точки зрения вечности "вопрос о
власти" и то определяется не ими. Поэтому начатый Андреем Кончаловским спор и
вызвал столько откликов. Речь о векторе нашего пути в будущее. О том, какими
станут личности и народ. Да и имеет ли право на жизнь народ как организм, как
тело (а не как "гражданское общество" атомизированное и построенное на
сбалансированных противоречиях, да к тому же якобы обреченное на вечный
конфликт с "властью").
Отец Андрей Кураев, наверное, бывает прав, когда
утверждает, что в XXI веке религия, богословие
становятся центральным фактором мировых процессов. Решительно опровергнуты
жизнью прогнозы об отмирании религии не по мере старения забывших Бога и
уставших от себя наций, а по мере экономического развития. Не совпали с жизнью
и попытки навсегда отправить религиозность в сферу семейной, общинной, а "в
идеале" сугубо частной, "интимной" жизни, в forum internum, который
никто не может проконтролировать, но до которого одновременно якобы никому не
должно быть дела как до вещи социально незначимой. Религия и была, и остается
неотделимой от коллективного сознания и коллективного действия. Недаром еще
драфтеры Всеобщей декларации прав человека, язык которой потом заимствовался во
многих международно-правовых документах, говорят о свободе "исповедовать (to manifest) свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими,
публичным или частным порядком". Конституция России, также заимствуя
международно-правовой язык, гарантирует свободу "иметь и распространять религиозные
и иные убеждения и действовать в соответствии
с ними". Итак, свобода
религии – что в контексте закона, что в контексте реальности – имеет не только
индивидуальное, но и коллективное измерение, распространяется как на внутренний
мир человека, так и на его общественно значимые действия.
И, значит, религиозные вопросы не могут не быть
предметом общественной дискуссии. Вопреки мнению Андрея Кончаловского, спор
между верой и неверием идет не только в России или мусульманских странах – идет
он и в упомянутых кинорежиссером Болгарии и Греции, а совсем недавно он вырвался
пламенем миллионных маршей из-под газонов "секулярнейшей" Франции. Андрей
Сергеевич напоминает, что когда-то "богословы состязались в красноречии и
логике даже на византийских базарах". Сейчас происходит то же самое –
религиозные вопросы обсуждаются столь же живо. Я давно перестал ходить на
интернет-"базары", столкнувшись на них с гибридом обмана и самообмана (во
многом навязанного рядовому пользователю). Но вот и с попутчиками в метро,
поезде или самолете, и с таксистами, и с продавцами, и с прохожими теперь
оказываюсь должен практически всегда обсуждать духовно-общественные вопросы.
Параллельно происходит обсуждение двух тем,
доставшихся нам в наследство от ХХ века: межнациональных и социальных
отношений. В области первых многим вдруг стало ясно: никакого "нового человека"
создать даже в самых технологичных плавильных котлах пока не получилось и вряд
ли получится. Люди разнятся и, похоже, всегда будут разниться по национальным
характерам. Более того, у них не исчезает, но усиливается чувство
принадлежности к более масштабному бытию – к сообществам с разными моделями
идеального общества, причем такие модели могут быть противоположными друг другу
и даже взаимоисключающими.
В экономико-социальной сфере жизнь и мысль оспаривают
"аксиомы", еще недавно казавшиеся незыблемыми. Читатель "РГ" Ринат, споря с
Андреем Кончаловским, пишет: "Человечество пришло к такому пределу, когда надо
полностью пересматривать отношение к распределению ресурсов... Иначе не избежать
глобальной катастрофы". Так сегодня считают многие. Сама возможность вечного
экономического роста небезосновательно ставится под сомнение. Цикл развития, который
начался в XVI веке протестантским "распечатыванием" библейского
запрета на ссудный процент и продолжился эмансипацией экономики от "глупых
запретов" и "устаревшей морали", похоже, заканчивается. Наиболее успешными в
грядущем мире скудости ресурсов и невозможности экономических рывков наверняка
окажутся те страны и сообщества, которые будут практиковать умеренность,
восстановление связи финансовой экономики с экономикой товаров и услуг, да и
просто умение довольствоваться малым. Что мы, Россия, должны делать в этой
ситуации пытаться любой ценой впрыгнуть в поезд, который, возможно, несется в
пропасть, или подумать о том, чтобы проложить собственный маршрут?
Убежден, что наша история на самом деле
свидетельствует: нам всегда было лучше, когда происходило второе. Когда власть
не пыталась ориентироваться на внешние рецепты, даже поддержанные некоторой
частью внутренней элиты, а слушала собственный народ. Андрей Сергеевич
спрашивает: "Нынешнее руководство развалило Россию или Россия "развалила" его"?
Ответим вопросом на вопрос: а кто сказал, что Россия, да и то самое
руководство, так уж развалены? Произошло скорее другое: элита, пришедшая к
власти на волне прозападного оптимизма девяностых, со временем поняла, что этот
оптимизм не совпадает ни с волей народа, ни с его интуициями, ни с правдой
жизни. И значит, надо меняться. И значит, народ оказался мудрее и сильнее
"руководства", а уж тем более бывших олигархов и экспертной элиты. В этих
условиях у власти и "руководящего слоя" было два пути – настаивать на
безжизненных установках до конца (как Лжедмитрий, Петр, Ленин, Троцкий и
Горбачев) или прислушаться к народу и подстроить политику под него (как первые
и последние Романовы, нелюбимый и не оправдываемый мною Сталин, да и нынешняя
власть, которую я отнюдь не идеализирую). Второй путь для России всегда был
продуктивен, приводил к реальному и долгому, а не бутафорскому и скоротечному
процветанию, да и просто обеспечивал людям счастливую жизнь. Не случайно
господин Рахманин, наш читатель из Новосибирской области, написал: "Народ сам
создает себя, как бы ему ни мешали".
Правильными я бы назвал и духовные интуиции народа. Почитание
святынь, на мой взгляд, – не "язычество", а естественное для всех проверенных
жизнью религиозных традиций понимание того, что Бог общается с нами, живущими в
материальном мире, в том числе через материальные вместилища Своей благодати.
Христос, ставший человеком, дает нам Свою Плоть и Свою Кровь – главную святыню
христианства, вполне материальную. Более того, Он по-разному говорит с разными
людьми – с кем-то через толстые книги и сложные слова, заставляющие напряженно
работать пытливые умы, а с кем-то через солнечный свет, улыбку простой верующей
женщины, несколько абзацев евангельской притчи, неожиданное чудо, святыню,
способную пробудить простую, но искреннюю веру. И людей, слышащих именно это,
большинство. Нам такая реальность может не нравиться, но Бог о ней знает.
Со многими Господь говорит и через общественное
действие. Не случайно большинство народов, включая наш, стали христианскими
именно вследствие решений, принятых властью и воспринятых обществом. На призыв
Христа отвечают не только индивидуумы, тем более "анонимные", как предполагает
Андрей Сергеевич, но и целые народы. Соглашусь со своим многолетним добрым
собеседником Кшиштофом Занусси в том, что вера не должна
инструментализироваться в угоду власти. Но вот с тем, что это "грех
Константина", я все-таки не согласен. Когда власть, Церковь и народ вместе
придерживаются евангельских идеалов – это не только не "грех", это вершина
христианского устроения общества, и именно так мыслило большинство святых,
древних и недавних. Да, идеал симфонии подчас искажался – то ради греховного
стремления духовенства к мирской власти, то ради не менее опасного стремления
подчинить Церковь чисто земным интересам, интересам власть имущих или
оппозиционеров. Но отказываться от этого идеала – значит отказываться от самой
сути христианского общественного наследия, подневольное забвение которого
приводит в тупик многие западные христианские общины и в возвращении к которому
– их шанс на новую жизнь.
Как ни странно, я бы не хотел делать из этих
размышлений какие-то выводы. В любом случае наш нынешний диалог, диалог верующих
и неверующих, надо продолжать. И хорошо, если его итогом будет хотя бы признание
друг за другом права предлагать обществу – не только российскому, но и мировому,
безо всякой изоляции – свои пути устроения жизни и определения места в ней религии. Без попыток
начать разговор с того, чтобы отказать одному из мировоззрений в праве если не
на жизнь, то на общественное влияние. А там посмотрим... Пусть история рассудит,
что у кого получится.
Источник:
|